Псоглавцы

В это время в горницу старосты вошел Матей Пршибек. Лицо его было менее сурово и хмуро, чем обычно, и глаза его заблестели, когда он еще на пороге начал:

— Не умер еще ходский дух!

Козина и Сыка догадались, что он имеет в виду. А Пршибек стал рассказывать новости, принесенные им из города: в Поци-новице молодой Шерловский сцепился с барским лесничим и чуть не убил его.

— За что? —спросил Сыка.

— Хотел отнять у него ружье.

Сыка молчал, почесывая затылок. Козина же решительно осудил Шерловского.

Лицо Пршибека омрачилось. Он взглянул исподлобья на обоих и, немного помедлив, сказал:

— А по-вашему, он должен был отдать ружье и подставить спину под палки и только потом идти к прокуратору?

— Не надо было ходить в лес. Матей ударил кулаком по столу.

— И это говоришь ты, Козина?

— Да, я. Нечего нам сейчас ходить в лес. Это значит лить воду на панскую мельницу. Процесс еще не выигран… И пока…

— Пока всех нас не перебьют. Ой, Козина, в Вене нам не помогут, только за нос водить будут. Вот наша помощь,—и Матей Пршибек потряс в воздухе своим внушительным чеканом.—Вот от чего затряслись бы паны, а не от каких-то там прокураторских бумажонок.

— Ну, это от нас не уйдет,—ответил Козина,—поверь, что сейчас такими поступками мы можем испортить все дело.

Сыка одобрительно кивал головой и собирался тоже сказать что-то, но в это время перед домом остановились сани, и в комнату вошел драженовский староста Криштоф Грубый.

— Эй, вы, тут! —весело начал он.—Ты чего, Матей, хмуришься, а ты, Ян, красен, как пасхальное яичко?

Сыка рассказал, о чем спор. Беловолосый старик положил руку Пршибеку на плечо и ласково сказал:

— В тебе говорит добрая ходская кровь. Но сейчас другое время. Чеканом не все сделаешь. Да, может, он и вовсе не понадобится.

И Грубый вытащил из-под плаща письмо, говоря, что, как только он получил его, он сейчас же велел запрягать, чтобы поделиться новостями с друзьями. Письмо было из Вены от по-стршековского Псутки с припиской от Юста. «Прокуратор» Сыка даже прищелкивал пальцами, когда читал. При дворе приняли жалобу ходов и назначили комиссию для рассмотрения их тяжбы с бароном фон Альбенрейтом. Козина, тоже склонившийся над письмом, покраснел от радости. Старый Грубый, хотя и знал уже, о чем говорится в письме, затаив дыхание слушал Сыку, читавшего вполголоса. На лице его играла улыбка. Только Пршибек не выказал ни малейшей радости.

— Это не конец. До решения еще далеко,—сказал он.— И что такое эта комиссия?

— Что такое эта комиссия? —вскочил Козина и начал с увлечением объяснять Пршибеку: —А вот что. Ты помнишь регрейшт зПепНит, когда нашим отцам и дедам объявили, что наши права —ничто, что их не существует и что мы не смеем ссылаться на них? Помнишь, как старики хватались за голову, как плакали и рыдали, проклиная эти два латинских словечка? Спроси у своего отца! А не помнишь, так вспомни, как усмехался Ломикар, когда наши грамоты горели в огне! Он думал, что теперь конец. Да не тут-то было!

— И, бог даст, не будет! —торжественно добавил седовласый староста.

Пршибек молча слушал, сжав губы и угрюмо уставившись на чекан, на который опирались его могучие мускулистые руки.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Старик Криштоф Грубый, его племянник Козина и Сыка искренне радовались первому серьезному успеху, достигнутому в борьбе против Ламмингера. Еще сильнее радовался с ними весь Ходский край. Уже первые письма из Вены о том, что о ходах расспрашивал император, возбудили у них надежду. Эта надежда переросла в уверенность, когда были получены письма от адвоката, от Юста и от Псутки. И вот действительно назначена комиссия! При дворе признали, что право на стороне ходов, что их несправедливо обижали и обидели, и комиссия скажет это во всеуслышание, она не может не сказать, ибо беззакония Ламмингеров, и покойника и нынешнего, вопиют к небу. Черное не сделать белым.

Все радовались ожидаемому избавлению от ненавистных панов и не подозревали, что еще за несколько дней до того, как пришло письмо Псутки, тргановский пан уже знал о назначении комиссии. И пока ходы предавались ликованию, барон делал все, чтобы не осуществились эти радостные надежды.

Он во всем опережал своих противников: он хорошо разбирался в законах, был богат, имел связи при дворе и среди высших чиновников, у него были прекрасно налаженные отношения с Веной.

Первый успех был неожиданностью даже для Сыки. До этого в глубине души он сильно побаивался влиятельного барона и опасался, что в Вене ходов постигнет такая же неудача, как их отцов. Но нет, их не прогнали, при дворе назначили комиссию. И это после злосчастного указа о вечном молчании!

Еще одно обстоятельство подбодряло всех. Повсюду в Ходском крае барщины словно и не бывало. Мало кто слушался панских приказчиков. Если раньше люди только ночью, тайком ходили в леса, то теперь все охотились совершенно открыто. Администрация грозила, требовала штрафы, лесничие преследовали ходов, но что это по сравнению с прежним? Еще недавно за куда меньшие провинности паны расправлялись так, что надолго оставляли память… А теперь не решаются, значит — чуют…