ПСС. Том 05. Произведения, 1856–1859 гг.

Въ кухнѣ поваръ и два поваренка въ бѣлыхъ колпакахъ сбирались готовить ужинъ, а до этаго затѣяли игру въ орлянку въ саду съ лакеями пріѣзжихъ господъ. Въ приспѣшной ставились два самовара. Въ дѣвичьей шили, пряли и прислушивались, не позоветъ ли барыня, человѣкъ 12 дѣвушекъ. Одна из нихъ лежала на сундукѣ и плакала, другая смѣялась въ окно съ подошедшимъ молодымъ лакеемъ. Старушка Графиня, мать Графа, раскладывала въ своихъ покояхъ карты, у ней сидѣли три старушки. Сестра Графа, вдова, поила чаемъ въ своихъ покояхъ двухъ зашедшихъ съ кружками монаховъ. Въ отдѣленіи гостей человѣкъ 8 были по своимъ комнатамъ, кто читалъ, кто игралъ въ карты. На дѣтской половинѣ Нѣмецъ Гувернеръ ссорился съ Французомъ, a дѣти, внучки Графа отъ умершаго сына, докончивали заданный урокъ передъ чаемъ. Другой сынъ Графа, холостой, поѣхалъ кататься съ гувернанткой. Самъ Графъ Никита Андре[е]вичъ только проснулся послѣ послѣобѣденнаго отдыха и умывался водой со льдомъ.

[Второй отрывок.]

Кн[язь] Василій Иларіонычь былъ сынъ вельможи и самъ занималъ очень, очень важное мѣсто въ службѣ; но три года тому назадъ онъ подалъ въ отставку и уѣхалъ въ деревню. О немъ жалѣли, говорили, что и такъ мало людей въ Россіи, а чтожъ будетъ, когда всѣ такъ будутъ во всемъ отчаяваться и все бросать. Другіе говорили, что онъ прекрасно сдѣлалъ удалившись. — Онъ почувствовалъ, что мѣсто это ему не по силамъ, — говорили они. — Этаго еще мало, что онъ честенъ и храбръ. Отчегожъ не сказать слово: онъ неспособенъ. Хотя и добрый и честный малый. — Самые недоброжелательные люди какъ будто робко и неохотно бросали малѣйшую тѣнь на этаго Кн[язя] Василія Иларіоныча. Онъ былъ такъ богатъ, принадлежалъ къ такой знати, былъ такъ храбръ и, главное, такъ былъ простъ, ровенъ и безобиденъ, непритворенъ въ обращеніи, что осудить его было опасно. —

Впрочемъ говорили о немъ первое время; потомъ забыли. Забыло большинство петербургское, то общество, которое не только наслаждается и умѣетъ наслаждаться современнымъ успѣхомъ минуты, но которое эту только жизнь считаетъ достойной названія жизни. Въ числѣ этихъ борящихся, торопящихся и успѣвающихъ людей Петербурга былъ одинъ человѣкъ, который живо вспомнилъ о Василіи Иларіонычѣ, пожалѣлъ о немъ и захотѣлъ спасти его изъ той тины[169] деревенской жизни, въ которой съ каждымъ годомъ глубже и глубже утопалъ Василій Иларіонычь. Человѣкъ этотъ былъ однимъ изъ вновь появившихся свѣтилъ на горизонтѣ русскихъ государственныхъ людей — не молодой уже человѣкъ, но молодой тайный Совѣтникъ, коротко обстриженный, молодо сѣдѣющій, гладко выбритый, сіяющій здоровьемъ акуратно трудовой жизни госуд[арственный] чел[овѣкъ], въ бѣломъ галстукѣ, съ свѣжей второю звѣздою, съ утра предсѣдательствующій въ комитетахъ, засѣдающій въ Министерствахъ, подающій проэкты, обѣдающій въ 6 часовъ дома въ кругу частью покровительствуемыхъ избранныхъ людей будущаго, частью снисходительно и политично уважаемыхъ людей прошедшаго, показывающійся на раутѣ посланниковъ и двора и съ сложной, но легко носимой на челѣ думой проводящій поздніе вечера за восковыми свѣчами въ своемъ высокомъ, обставленномъ шкафами кабинетѣ.

Человѣкъ этотъ, Иванъ Тѣлошинъ, какъ его звали въ свѣтѣ, былъ женатъ на богатой Кузинѣ Князя Василія Иларіоныча. Въ осѣнь 1863 года Тѣлошинъ почувствовалъ часто повторяющуюся боль въ правомъ боку. Онъ, очевидно, несмотря на свое каменное сложеніе, переработалъ. Ему надо было отдохнуть. Имѣнья — огромныя имѣнья его жены — находились въ той же губерніи, гдѣ жилъ Василій Иларіонычь. Уставныя грамоты не всѣ были составлены и разверстаны по разнымъ мѣстнымъ условіямъ, имѣ[ли] особую важность. Ему надо было самому быть тамъ. Князь Василій Иларіонычь въ предполагаемомъ въ будущемъ устройствѣ Комитета могъ быть важной поддержкой, а потому Тѣлошинъ вмѣсто Ниццы рѣшилъ поѣхать на осѣнь въ Т. губернію.

Василій Иларіонычь звалъ его къ себѣ года два тому назадъ, шутя, проѣздить вмѣстѣ отъѣзжее поле.

— Онъ мнѣ истинно жалокъ! И мы поѣдемъ къ нему, ежели ты согласна, Зина? — сказалъ онъ женѣ.

<Я очень рада, — сказала Зина. — И они поѣхали. Князь Василій Иларіонычь былъ старый — или скорѣе старѣющійся холостякъ. —>

Блаженъ . . . . . .. . . . . . . .Кто постепенно жизни холодъ

Съ годами вытерпѣть умѣлъ.

Тотъ, кто въ 40 лѣтъ не понимаетъ всей глубины значенія этаго стиха, тотъ и не испытаетъ этаго тяжелаго жизни холода и той борьбы за жизнь, когда мы начинаемъ ощущать этотъ жизни холодъ, который тѣмъ сильнѣе чувствуется, чѣмъ больше хорошаго, любимаго всѣми было въ молодомъ человѣкѣ. —

Князь Василій Иларіонычь боролся съ этимъ холодомъ жизни и былъ слабѣе его.