ПСС. Том 06. Казаки

Ни дѣятельность, ни любовь, которыхъ онъ желалъ, не забирали его, и онъ все ждалъ, все надѣялся и все чувствовалъ, что еще много и много онъ можетъ сдѣлать. Послѣднюю зиму въ Москвѣ онъ игралъ больше, чѣмъ прежде, и проигралъ гораздо больше, чѣмъ могъ заплатить, не продавая имѣнья. Дядя его взялся исправить его дѣла и взялъ въ руки его имѣнье; Оленинъ же поѣхалъ на лѣто въ Тамбовъ къ женатому товарищу и пріятелю. Ужъ онъ переставалъ ясно видѣть блаженное будущее, пошлость жизни начинала со всѣхъ сторонъ обхватывать его, ему становилось жалко потеряннаго времени и скорѣе, скорѣе хотѣлось начать жить всѣми силами. Мысль семейнаго счастья, съ дѣтства бывшая его любимой мыслью, съ новой силой явилась ему. — «Вотъ оно, что мнѣ нужно! И она, она-то и есть та, которую я буду любить», подумалъ онъ, увидавъ сосѣдку барышню у своего пріятеля: «кроткое, тихое, любящее и красивое созданіе, мать дѣтей, деревенская тишина и ровная, плодотворная дѣятельность — вотъ что мнѣ нужно». — Къ несчастью кроткое созданіе полюбило всей душой молодого человѣка и дало почувствовать въ первый разъ всю прелесть и блаженство любви, ему тоже захотѣлось любить; но любви не было. Онъ сталъ насиловать себя, но обманулъ дѣвушку. Онъ мучался, ломалъ себя; но ничего не было, кромѣ страданій. Никакая попытка не обошлась ему такъ дорого, какъ попытка семейнаго счастья.

Увидавъ всю преступность того, что онъ сдѣлалъ, онъ испугался и ожесточился. Онъ грубо развязалъ узелъ, который его привязывалъ къ ней, и уѣхалъ съ раскаяньемъ и злобой на самаго себя, на нее и на всѣхъ людей. Тутъ же въ губернскомъ городѣ онъ сталъ играть и въ какомъ-то безпамятствѣ проигралъ больше того, что могъ заплатить, и больше того, что могъ взять у дяди. Тутъ онъ въ первый разъ испыталъ отчаяніе и ему уже казалось, что все кончено и жизнь испорчена на всегда. Но жизнь не портится, пока есть молодыя силы жизни. Дѣло поправилось очень скоро; старикъ дядя заплатилъ долгъ такъ скоро, какъ не ожидалъ даже выигравшій шулеръ. Оленинъ поѣхалъ зарыться въ деревню къ дядѣ. — Дядя одинъ разъ вечеромъ предложилъ племяннику старое извѣстное средство для поправки и денежныхъ дѣлъ, и характера, и карьеры — службу на Кавказѣ, тѣмъ болѣе, что товарищъ и другъ его тамъ начальникомъ.

«Справить тебя мы соберемъ денегъ, долги безъ тебя лучше заплатятся», сказалъ дядя. Много должно было спасть спѣси съ молодаго Олѣнина, чтобы послушаться такого совѣта, на себѣ испытать мѣру, употребимую для безполезныхъ и неисправныхъ мальчишекъ-шалапаевъ. Онъ, другъ извѣстнаго H., онъ, за которымъ бѣгали въ Т. Д. и Б., онъ, который не находилъ ни одной дорожки въ Россіи, достойной своей дѣятельности, пойдетъ солдатствовать на Кавказѣ! Но, подумавъ недолго, онъ согласился съ дядей, хотя въ утѣшеніе себѣ говоря, что дядя вовсе не понимаетъ, почему онъ ѣдетъ, — не за тѣмъ, чтобъ карьеру сдѣлать, не за тѣмъ чтобы поправить дѣла. При томъ ѣдетъ только съ тѣмъ условіемъ, чтобы дядя отнюдь не писалъ своему другу начальнику. — Онъ поступилъ юнкеромъ въ первую батарею, какая попалась изъ наиболѣе дѣйствующихъ. Трудно передать, какъ самъ себѣ объяснялъ Оленинъ причину своей поѣздки на Кавказъ. Война, по его понятіямъ, вообще была самая послѣдняя дѣятельность, которую могъ избрать благородный человѣкъ, особенно война на Кавказѣ съ несчастнымъ рыцарскимъ племенемъ горцевъ, отстаивающихъ свою независимость.

Онъ говорилъ себѣ, что ѣхалъ для того, чтобы быть одному, чтобы испытать нужду, испытать себя въ нуждѣ, чтобы испытать опасность, испытать себя въ опасности, чтобъ искупить трудомъ и лишеньями свои ошибки, чтобы вырваться сразу изъ старой колеи, начать все снова, и свою жизнь и свое счастье. А война, слава войны, сила, храбрость, которыя есть во мнѣ! А природа, дикая природа! думалъ онъ. Да, вотъ гдѣ счастье! рѣшилъ онъ и, счастливый будущимъ счастьемъ, спешилъ туда, гдѣ его не было.

3. 

Какъ всегда бываетъ въ дальней дорогѣ, первыя 2, 3 станцiи воображеніе остается въ томъ мѣстѣ, откуда ѣдетъ, и прощается съ воспоминаніями; на третьей, четвертой станціи, съ первымъ утромъ, встрѣченнымъ дорогой, онъ вдругъ перелетаетъ на другой конецъ дороги, къ цѣли путешествiя, и тамъ строитъ замки будущаго.

Такъ и случилось съ Оленинымъ. Выѣхавъ за Москву, онъ оглядѣлъ снѣжныя поля, знакомыя, тихiя снѣжныя поля, порадовался тому, что онъ одинъ среди этихъ полей, увернулся въ шубу, спустился и задремалъ. Сердце подсказывало воображенiю. Прощанье съ прiятелемъ и эта сдержанно, мужественно выраженная любовь тронули его. — «Люблю......... очень люблю»...... твердилъ онъ самъ себѣ и ему вспоминалось все лѣто, проведенное съ нимъ въ Т. Онъ малъ ростомъ, дуренъ, неловокъ; лежитъ въ деревнѣ у себя на диванѣ, все читаетъ что ни попало, или пойдетъ рыбу удить, или ходитъ и думаетъ, что то все хорошее про себя думаетъ и никому не говоритъ. Про себя онъ никогда не говоритъ, а сколько бы онъ могъ сказать про себя хорошаго. —

«Ты не знаешь про Нико[но]выхъ?» разъ вечеромъ неожиданно говоритъ онъ.

— «Сосѣдки?»