ПСС. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты

Pierre вздохнул почему-то и ответил, что не имеет ни писем, ни известий. Всё остальное время первого акта Pierre, перегибаясь к ней, смешил Наташу своими замечаниями насчет актеров, но Наташа не смеялась, ей грустно было. Напротив Жюли беспрестанно обращалась к Борису, который нагибался и улыбался ей. Рядом, у Hélène, сидел за ней, кроме мужа, француз, шептавший ей что-то. Со всех сторон все были счастливы, все были окружены. Она одна должна была быть одна, хотя она и видела и чувствовала, что не один Pierre, но и большая часть партера смотрела на нее, несмотря на соседство Hélène. В антракте Долохов, необыкновенно похорошевший, с приемами презрительной уверенности стоявший в середине театра, не спуская глаз, смотрел в их ложу. Наташа поняла, что он искал Соню. К ним вошел знакомый москвич, с которым говорил Долохов (Наташа заметила это), и стал спрашивать о семействе и о Соне, где она? приедет ли она? Наташа поняла, что он был подослан Долоховым, и ей вдруг после чувства восторженного самодовольства сделалось грустно. Она вдруг, как это часто и особенно болезненно бывает, почувствовала себя одинокой в этой блестящей толпе. Pierre ушел из своей ложи. Граф тоже вышел. Она рассеянно смотрела вокруг себя, завидовала, ревновала и хотела или поскорее уехать, или что-нибудь сделать необыкновенное. В соседней ложе ее внимание обратило имя Бориса Друбецкого и Жюли. Она прислушалась.

– Разве это уже объявлено? – говорил один из блестящих молодых людей, вошедших в ложу к Hélène. – М-llе Ахросимова старше Друбецкого, я думаю.

– Как же, вчера это решилось, – отвечала Hélène с громким смехом. – Ce sera mariage mélancolique comme dit mon mari.[3646]

—

Наташа поглядела в ложу Ахросимовых. Борис подавал руку Жюли, чтобы выйти из ложи.

«Да, когда еще это будет», подумала Наташа о князе Андрее, «когда-нибудь, и что за испытание, точно он не мог выйти в отставку или взять меня с собой, а теперь я одна, и никому до меня дела нет». В соседней ложе шептали что-то.

– La cadette charmante, une téte de poétesse… délicieuse.[3647]

Она знала, что это говорили про нее.

– Voyons voirl[3648] – послышался голос, громче других, басистый, мужской, приятный голос. – Gentille! Très gentille.[3649] А нога? хороша? Я сужу о женщине, как о лошади – по ногам.

– Шшш, – сказала Hélène. – Этого уж я тебе не могу сказать…

– Покажи свою, – сказал мужской голос.

– Вот вздор.

В заду ложи послышалась возня и веселый хохот.

– Mauvais polisson,[3650] – сказала Hélène.

– Так я к тебе ужинать, – сказал мужской голос.

Наташа, само собою разумеется, в то время, как она слышала этот разговор, была занята рассматриванием афиши и не оглядывалась, но, не оглядываясь, она видела, что тот, кто говорил «ты» Hélène и который спрашивал о ее ноге, был гвардейский офицер с белым затылком и шелковистыми русыми волосами, зачесанными наперед. «Кто это может быть?» подумала Наташа и сама для себя, для своего успокоения, выставила ножку из-под платья.[3651]