ПСС. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

Посл обда подавали въ гостинной кофе. Нехлюдовъ поговорилъ съ Англичаниномъ о Гладстон, съ хозяйкой о послднемъ роман Зола и съ добродушно-молодой четой, дочерью Генерала и его зятемъ, о вымирающихъ инородцахъ, которымъ онъ сочувствовалъ. Она сказала,⁵¹⁵ что давно не играла, что пальцы не ходятъ,⁵¹⁶ и потому, если играть, то только въ четыре руки съ бывшимъ директоромъ департамента. Онъ согласился и, потирая блыя холеныя руки, маленькими шажками, раскачивая свое толстое тло и пакостно улыбаясь, пошелъ къ роялю и, осторожно снявъ кольца и браслетъ и приподнявъ рукава своего новаго тонкаго сукна фрака, услся твердо на мсто primo, положивъ маленькія ножки въ замшевыхъ ботинкахъ на педали рояли. Генералъ между тмъ слъ за винтъ съ женой бывшаго директора, молодымъ купцомъ и⁵¹⁷ адъютантомъ. Подл генерала⁵¹⁸ лакей поставилъ графинчики коньяку. Генеральша съ бывшимъ директоромъ хорошо играли пятую симфонію Бетховена, и Нехлюдовъ слушалъ, и

⁵¹⁹ ему было чрезвычайно пріятно.

Посл симфоніи англичанинъ попросилъ дочь пропть что нибудь.⁵²⁰ Молодая женщина подошла къ роялю и съ аккомпанированіемъ бывшаго директора,⁵²¹ хорошо, просто пропла⁵²² Страделлу⁵²³ и съ доброй улыбкой приняла его похвалы. Нехлюдову, къ удивленію своему, все это было пріятно. Посл всего того, что онъ видлъ въ продолженіи двухъ мсяцевъ, ему было пріятно здсь, на конц свта, видть людей, которые не знали, не хотли знать всего того, что д

лалось тамъ, въ мір страданія. Точно было несомннно ршено, что всего того, что видлъ Нехлюдовъ за эти два мсяца, и вчера еще, ни цпей, ни бритыхъ головъ, ни побоевъ, ни разврата, ни умирающаго Крыльцова, – что всего этаго нтъ и не было, что все это былъ сонъ. И Нехлюдову хотлось врить, что это былъ сонъ.⁵²⁴ Иллюзію его разсялъ адъютантъ, подошедшій къ нему съ бумагой.

– Генералъ веллъ передать вамъ.

– Онъ хочетъ видть острогъ во всей его неприглядности, вечеромъ, когда не ожидаютъ, – закричалъ генералъ отъ карточнаго стола Нехлюдову. – Ну, что же, позжайте съ нимъ.⁵²⁵ Я писалъ, писалъ, меня не слушаютъ, ну, такъ пускай узнаютъ изъ иностранной печати…

* №153 (рук. №92).

Въ третьей камер слышались крики и возня. Смотритель хотлъ выступить впередъ, но англичанинъ попросилъ позволенія посмотрть въ оконце двери потихоньку. Смотритель согласился было, но послышались удары, визгъ, шлепанье и ревъ, и смотритель застучалъ и закричалъ: —

– Смирно!

Когда дверь отворили, опять вс вытянулись у наръ, кром двоихъ, которые вцпились другъ въ друга, одинъ зa волосы, другой зa бороду, и нсколькихъ человкъ, лежавшихъ на нарахъ, очевидно больныхъ. Надзиратель бросился къ дерущимся, и только тогда они пустили другъ друга. У одного была вся щека красная, у другого текли сопли, слюни и кровь, которыя онъ утиралъ рукавами кафтана.

– Староста!

25. XXV.

Выступилъ знакомый Нехлюдову Федоровъ. Крестьянинъ Федоровъ вызывалъ къ себ Нехлюдова и обращался къ нему съ просьбой о томъ, чтобы его не посылали на Сахалинъ, а на каторгу въ Сибирь. Нехлюдовъ тогда былъ у него въ одиночной камер и былъ пораженъ и прелестью, иначе нельзя сказать, этого человка и тмъ разсказомъ о причин своего осужденія, который онъ услыхалъ отъ него. Онъ засталъ его стоящимъ у окна и расчесывающимъ гребенкой свои вьющіеся намасленные волосы. Это былъ немного выше средняго роста хорошо сложенный челов

къ съ маленькой бородкой и съ прекрасными глазами, очень блый и весь въ веснушкахъ. Глаза его всегда улыбались, и прекрасный ротъ складывался въ поразительную улыбку. Дикція у него была такая, которая невольно заставляетъ себя слушать, какъ музыка. Всякое слово, которое онъ говорилъ, было пріятно слышать, и говорилъ онъ прекрасно.⁵²⁶

Онъ былъ осужденъ за 6 убійствъ, изъ которыхъ послднее такъ поразило самаго убійцу, что онъ пересталъ скрываться и во всемъ сознался.

– Замотался я тогда съ двченкой съ одной, – разсказывалъ онъ, – совсмъ со степени сбился. Только бы пить да гулять. Товарищи такіе подобрались, которые робютъ. A мн все ни по чемъ. Пять душъ загубилъ, и горюшка мало. Все равно какъ барановъ рзалъ.

– Неужели вамъ не страшно и не жалко было? – спрашивалъ Нехлюдовъ.

– Ничего не жалко, до самой до нея.

– До кого?

– До этой самой свояченицы Малаховской.

– Какой свояченицы?

Федоровъ нахмурился. Видимо, въ немъ происходила тяжелая внутренняя работа. —

– Видно, разсказать.

– Разскажите, коли вамъ не трудно.