ПСС. Том 61. Письма, 1863-1872 гг.

⁷ Аполлон Николаевич Майков (1821—1897) — поэт. Толстой познакомился с ним в бытность свою в Петербурге зимой 1855 г. В Дневнике его за этот год 21 ноября есть упоминание о Майкове. См. т. 47,стр. 101.

* 363. С. Н. Толстому.

1872 г. Марта 9. Я. П.

Давно собирался послать, только теперь собрался. Посылаю Костиньке¹ табак, книги, очки, белье, туфли. Как вы поживаете? Не побываете ли у нас до разлития рек? У нас всё по-старому. Только Маша² было поправилась, нынче опять жар. Да у меня досада. Сукины дети Рис и студент не начинали еще работать.³ Бибиков⁴ поехал в Москву, я послал с ним грозное письмо,⁵ а не подействует, то сам поеду. Я бы сам приехал, да всё не справился совсем. Эти дни болел бок. — Я всё занимаюсь астрономией и физикой⁶ и читаю Вуд чудесный роман.

⁷

Варинька уехала, так что безнадежно.

Степа⁸ был в Петербурге при смерти болен. Теперь ему лучше. Про Николиньку⁹ пишут, что он едет на днях в деревню; а почему и как, не знаем. —

На четвертой странице:

Е. С. графу Сергею Николаевичу Толстому.

Дата определяется сопоставлением с письмом С. А. Толстой к Т. А. Кузминской от 10 марта 1872 г.

¹ K. A. Иславин.

² Годовалая Мария Львовна.

³ В типографии Ф. Ф. Риса печаталась «Азбука» Толстого. «Студент» держал корректуру.

⁴ А. Н. Бибиков.

⁵ Письмо Толстого неизвестно.

⁶ Имея в виду включить в «Азбуку» рассказы по естествознанию, Толстой зиму 1871/72 г. усиленно занимался естественными науками, преимущественно физикой и астрономией. См. об этом Дневник, т. 48.

⁷ Генри Вуд (1820—1887) — английская писательница. В списках произведений, произведших впечатление в 1860—1870 гг., Толстой отметил: «Miss Wood. Романы — большое». См. т. 66. В 1872 г. вышел роман Г. Вуд «Within the Maze».

⁸ Брат С. А. Толстой, Степан Андреевич Берс.

⁹ Николай Валерианович Толстой.

364. А. А. Фету.

1872 г. Марта 16? Я. П.

Письмо ваше очень порадовало меня. Как ни странно мне, чтобы старинные мои писания еще жили бы для кого-нибудь, все-таки это радостно, особенно от вас.¹ Как бы мне хотелось видеть вас; а ехать не могу. Всё хвораю. Ради бога, не проезжайте меня мимо, когда поедете в Москву. Азбука моя не дает мне покоя для другого занятия. Печатанье идет черепашьими шагами, и чорт знает, когда кончится, а я всё прибавляю, убавляю и изменяю. Что из этого выйдет, не знаю; а положил я в него всю душу. Рессора и не думала ломаться. Наш поклон Марье Петровне.

Ваш Л. Толстой.

Впервые опубликовано в «Русском обозрении», 1890, 7, стр. 24. Год и месяц определяются упоминанием об «Азбуке»; число проставлено на оригинале рукой Фета (может означать и дату получения письма).

¹ Письмо Фета не сохранилось.

365. H. Н. Страхову.

1872 г. Марта 22, 25. Москва.

Вы меня задели за живое, любезный Николай Николаевич. Мне стало грустно после того, как я прочел. Как и всегда, вы попали прямо на узел вопроса и указали его.

Вы правы, что у нас нет свободы для науки и литературы, но вы видите в этом беду, а я не вижу. — Правда, что ни одному французу, немцу, англичанину не придет в голову, если он не сумашедший, остановиться на моем месте и задуматься о том — не ложные ли приемы, не ложный ли язык тот, к[оторым] мы пишем и я писал; а русский, если он не безумный, должен задуматься и спросить себя: продолжать ли писать, поскорее свои драгоценные мысли стенографировать, или вспомнить, что и Бедная Лиза¹ читалась с увлечением кем-то и хвалилась, и поискать других приемов и языка.² И не потому, что так рассудил, а потому что противен этот наш теперешний язык и приемы, а к другому языку и приемам (он же и случился народный) влекут мечты невольные.³ Замечание Данил[евского]⁴ очень верно, особенно в отношении науки и литературы, так называемой, но поэт, если он поэт, не может быть несвободен, находится ли он под выстрелами, или нет. Всякий человек так же свободен встать или не встать с постели без опасности в своей комнате, как и под выстрелами. Можно оставаться под выстрелами, можно уйти, можно защищаться, нападать. Под выстрелами нельзя строить, надо уйти туда, где можно строить.

Вы заметьте одно: Мы под выстрелами, но все ли? Если бы все, то и жизнь была бы так же нерешительна и дрянна, как и наука и литерат[ура], а жизнь тверда и величава и идет своим путем, знать не хочет никого. Значит, выстрелы-то попадают только в одну башню нашей дурацкой литературы. А надо слезть и пойти туда ниже, там будет свободно. И опять случайно это туда ниже суть народное. — Бедная Лиза выжимала слезы, и ее хвалили, а ведь никто никогда уже не прочтет, а песни, сказки, былины⁵ — всё простое будут читать, пока будет русский язык.