ПСС. Том 68. Письма, 1895

Много вы мне надавали поручений: некоторые исполнены, некоторые еще нет. Пав[ла] Ив[ановича] нет в Москве, и потому не мог передать ему письмо для отсылки по почте. Он в Костроме. Кони ваши протоколы не переслал.¹

Их начали было переписывать, но потом остановились за другими делами. То, что я говорю, что много ваших поручений, не значит, что я не желаю исполнять их. Напротив, не стесняйтесь, я знаю, как в том одиночестве, в к[отором] вы, много думается и потому хочется многое сделать и сообщить другим, только не сердитесь, если не все и скоро исполняем — мешают другие дела и суета жизни.

На вопросы или, скорее, допросы ваши о сочин[ительстве] ничего не буду отвечать, п[отому] ч[то] всё это праздные вопросы. Одно могу сказать и советовать вам, это то, чтобы всеми силами стараться не быть сочинителем или быть им только тогда, когда уж не быть им не можешь. Как в речи сказанное слово серебряное, а несказ[анное] золот[ое], так и в писании — я бы сказал: написанное слово оловянное, а не написанное золотое. А вы именно хотите быть писателем, выработать, как вы говорите, писательскую способность. Избави вас от этого бог. Попробуйте вот что: сказать себе, что то, что вы пишете, вы никому не покажете и предоставите опубликовать только после вашей смерти, и пишите. Если и при этом условии будете писать, это будет настоящее. Настоящее тогда, когда я пишу преимущественно для того, чтобы самому себе уяснить свою мысль, верно ли я думаю; вроде того, как изобретатель машины делает модель, чтобы узнать, не наврал ли он. В слове это так же видно, как на модели, если кто пишет для себя, для²

уяснения самому себе своей мысли. В этом-то и ужасная разница двух родов писания: они стоят рядом и как будто очень мало отличаются одно от другого (так это во всех важных вещах — есть сама вещь, от бога сделанная, и ее подобие, сделанное дьяволом, чтобы обманывать людей), два рода писания, как будто похожие, а между ними бездна, прямая противоположность: один род законный, божеский, это — писание, писанное человеком для того, чтобы самому себе уяснить свои мысли — и тут внутренний строгий судья недоволен до тех пор, пока мысли не доведены до возможной ясности, и судья этот старательно откидывает всё, что может затемнить, запутать мысль, даже слова, выражения, обороты. Другой род дьявольский, часто совершенно по внешности похожий на первый, это — писание, писанное для того, чтобы перед самим собою и перед другими затемнить, запутать истину, и тут чем больше искусства, ловкости, украшений, учености, иностранных слов, цитат, пословиц, тем лучше. Первым способом пишет человек только тогда, когда в нем родилась мысль и как будто складывается в известную форму, но требует своего уяснения, и это бывает редко; и такое писание тяжело, мучительно часто, не дает покоя и отдыха; вторым же способом можно писать всегда, когда сядешь к столу и возьмешь в руки перо, особенно когда жизнь устроена так, что кроме этого делать нечего, и печи истоплены, и обед и платья приготовлены рабами, а я твердо уверил себя в том, что мое дьявольское, развращающее людей писание очень полезно. Это то писание, кот[орое] наполняет наши, да и все, газеты и журналы, всех возможных направлений, и кот[орое] я ненавижу всеми силами души, п[отому] ч[то] это самое сильное орудие дьявола. Избави нас бог от этого. И потому всеми силами старайтесь не быть сочинителем и разучитесь тому, чему вы уже научились в этом роде. —

Вот о писательстве; начал же писать вам, чтобы ответить вам на два очень важные пункта в вашем предшествующем письме, именно, о вашем суждении о вегетарьянстве и присяге.