ПСС. Том 68. Письма, 1895

Всеволод Юльевич Шимановский (р. 1862) — бывший артиллерийский офицер, под влиянием статей Толстого о яснополянской школе в 1885 г. сделался сельским учителем. В 1899 г. он ослеп, но, будучи слепым, продолжал, однако, преподавание. С 1911 г. читал лекции в пчеловодной школе в Боярске Киевского уезда; в 1925 г. вышел в отставку, получив персональную пенсию. С Толстым лично знаком не был и вторично написал Толстому только в апреле 1910 г. по поводу желания своего приятеля пожертвовать 15 тысяч рублей по указанию Толстого. См. письма 1910 г., т. 82.

Семен Тимофеевич Губернарчук (р. 1866) — школьный учитель; занимался педагогической деятельностью с 1886 г.; с 1924 г. учительствовал в селе Верховке Ружинского района Бердичевского округа. С Толстым лично знаком не был.

Дементий Ефимович Гунько — школьный учитель, в 1895 г. преподавал в селе Степанцы Каневского уезда, затем в г. Каневе Киевской губ.

Ответ на письмо Шимановского от 22 апреля, написанное им под впечатлением наказания розгами крестьян, которому он был свидетелем, и подписанное его сослуживцами по школе С. Т. Губернарчуком и Д. Е. Гунько. В письме Шимановский просил Толстого выступить в печати против этого позорного явления.

¹ В декабре того же года Толстой написал о телесном наказании свою знаменитую статью: «Стыдно», впервые напечатанную в газете «Биржевые ведомости» 1895, № 353 от 28 декабря.

* 88. Неизвестной (Ольге Петровне).

1895 г. Мая 14. Москва.

14 мая 1895.

Милостивая государыня

Ольга Петровна,

Очень желаю помочь вам и сделаю, что могу. Прислать вам денег на поездку в Москву и Петерб[ург] я не могу, п[отому] ч[то] не имею денег. Если же бы у меня и были деньги, какие бывают иногда от людей, поручающих мне передать их нуждающимся, то и тогда я не думаю, чтобы поездка ваша в столицы могла бы быть полезна для ваших детей и для вас.

Я думаю, во-первых, что вы совершенно неправильно судите о том, что вам не должно обращаться к отцу ваших детей (вы пишете: не хочу и не могу). Связь между мужчиной и женщиной, от кот[орой] родились дети, есть связь неразрывная, независимо от того, освящена ли эта связь внешним образом — церковным браком. И потому я думаю, что кто бы такой ни был отец ваших детей, женат он или холост, богат или беден, дурен или хорош, оскорбил ли вас или не оскорбил, вы должны обратиться к нему и указать ему [его обязанность], если он пренебрег ею, служить своей жизнью своим детям и их матери. Если бы он ответил на это не только равнодушием, но презрением и оскорблением, вы все-таки обязаны перед богом, перед собой, перед детьми и. главное, перед ним обратиться к нему, напомнить ему, просить его для него же самого исполнить свою обязанность, — просить кротко, любовно, но упорно, как евангельская вдова судью. Это мое обдуманное и искреннее мнение; можете оставить его без внимания или последовать ему. Я же чувствовал себя обязанным высказать его вам. Бумаги ваши я вам возвращаю, сняв копию с метрич[еского] свид[етельства] вашего сына для того, чтобы попытаться где-нибудь поместить его. Я не обещаю поместить, но постараюсь. Желал бы знать определеннее ваши намерения о нем: куда вы хотели и надеялись поместить. Желаю вам твердости и спокойствия душевного, к[оторые] мы почерпаем в преданности воле бога, и остаюсь с совершенным уважением.

Лев Толстой.

Печатается по листам 248 и 249 копировальной книги.

Адресат остался не раскрытым. Письмо, на которое отвечает Толстой, неизвестно.

89. М. В. Алехину.

1895 г. Мая 16. Москва.

Дорогой Митрофан Васильевич,

Давно не имею от вас известий, и мне это грустно. Виноват в этом я, п[отому] ч[то] не отвечал на последнее ваше письмо.¹ Вчера получил от Файнермана письмо,² в к[отором] он пишет о вас, что дело ваше назначено к слушанию в Вильне.³ (Почему в Вильне?) Когда? В чем дело? И я так живо вспомнил о вас, что захотелось вам написать и получить от вас вести. Ф[айнерман] пишет, услыхав про то, что мы собирались за границу, что это так и надо, и что надо, когда гонят в одном городе, бежать в другой, и что вы даже думали об этом. Не знаю, как вы думаете, но я считаю, что не надо никуда ни от чего уходить: везде те же люди, тот же я и, главное, тот же бог, от кот[орого] я могу удалиться и гибнуть и с к[оторым] могу соединиться и быть неуязвимым. Я думаю, что, напротив, надо по отношению гонений поступать по словам: претерпевый до конца спасен будет. И думаю, что претерпевый до конца, как Христос, не только сам спасется, но и спасет многих. Только претерпеть понимая и потому прощая и любя. Помоги вам бог так пережить предстоящее вам испытание.

Слухи о нашей поездке за границу были справедливы. Жена очень и физически больна, и душевно страдает от смерти Вани, сына меньшого, и хотели было уехать, но теперь раздумали, чему я рад.

Я всё еще в Москве. Здесь из друзей наших Горбунов, Трегубов и Дунаев,⁴ кот[орых] я изредка видаю, остальные разъехались, как вы, верно, знаете. Что вы и ваши? Пишите мне.

Любящий вас Л. Толстой.