ПСС. Том 85. Письма к В.Г. Черткову, 1883-1886

Продолжая это письмо, начатое 30-го марта, и на следующий день, Чертков говорит: «Вчера я читал кучерам и мастерам ваши 3 ненапечатанные рассказа. «Ильяс» вызвал полное одобрение, смех и живые толки, причем все решили, что без богатства гораздо лучше. «Дедушка Мартын» произвел самое сильное впечатление. Всем ужасно понравился и по окончании чтения у всех были сосредоточенные лица, у некоторых почти со слезами на глазах. Рассуждать не стали. Видно было, что прибавлять и расписывать уже нечего.«Два брата и золото» я прочел сейчас после Ильяса, и он им понравился, как содержащий ту же мысль. Но когда стали разговаривать, то обнаружилось, что он всех озадачивает, не разрешая тех вопросов, которые там поднимаются. Иван кучер выразился, что он рассказан «на двое». И это впечатление я всегда наблюдал, сколько ни читал его самым разнообразным по характеру и развитию слушателям. Мне также кажется, что в нем чего-то существенного недостает и, если позволите, изложу вам мое мнение... Мысль этого рассказа высказана голословно и не вытекает из общего впечатления, производимого рассказом. Напротив того, Афанасий вызывает все время сочувствие читателя, а когда он уходит из города в той же старой одежде, ничем для себя не воспользовавшись, а просто из любви к брату, то сочувствие читателя достигает высшей степени... И вдруг является Ангел и так же непонятно для читателя, как и для самого Афанасия, объявляет ему, что он поступил дурно... Обвинение является голословным и опирается исключительно на ангельский авторитет обвинителя. Выставлять в рассказе сверхъестественное, вообще, мне кажется, вещь рискованная и пользоваться этим сильным приемом следует с крайней осторожностью. Ангел, видение или вообще представитель чудесного, божественного может, не соблазняя читателя, высказывать только то, что несомненно встретит сочувственный отголосок в простом непредубежденном читателе, — это отголосок того бога, которого мы все носим внутри себя самих... Это именно наше собственное, самое святое выражает, напр., ваш же Ангел в «Чем люди живы». Но в рассказе «Два брата» Ангел говорит то, что не все могут внутренне признать за справедливое, что может пониматься только теми, кто разносторонне вдумывались в значение денег... Тому, кто читал «Так что же нам делать», мысль Ангела по крайне мере понятна. Но опять там вы говорите преимущественно о «дурашных» деньгах. Между тем большинство читателей лубочных картинок имеют дело не с дурашными, а трудовыми деньгами и статьи вашей не читали и не прочтут. Требовать от них, чтобы они отскакивали от клада, едва ли справедливо, когда они окружены людьми работающими и часто нуждающимися в необходимом. И, во всяком случае, если и требовать это от них, то никак уже не на основании голословного приговора явившегося с неба Ангела. Я согласен, что деньги сами по себе зло и скорее всего могут приносить вред, что личный труд — единственное средство безопасно помогать ближнему... Деньги — зло и для того, кто дает, и для того, кто принимает. Вот и можно было бы показать это тем, что Афанасий возгордился и превознесся. (Когда вы читали это место в первый раз в вашей комнате, то у вас было ясно сказано, что он возгордился. Для полноты и цельности следовало бы также указать, что когда Афанасий решился взять деньги, то он думал не исключительно о большой пользе людям, а также и о их большой благодарности к нему. А то в этом месте у него выставлены только самые чистые побуждения.) Вред принимающим деньги легко было бы показать, указав на то, что «благотворительные» дела Афанасия не удались и развратили самих старцев и нищих, которые там даром зажили. Вот тогда слова Ангела вытекали бы естественно из рассказа и никого не озадачивали бы. А в теперешнем виде рассказ этот действительно выходит «на двое». — Я просмотрел несколько отборных житий святых в лубочн. изданиях и, к своему горю, кроме одного, ничего не нашел, что можно было бы издать даже с изменениями. Этот один рассказ — тот самый, который вы мне рассказали. Присылаю его вам. Спрос на жития святых со всех сторон громадный и очень желательно было бы издавать между нашими книжками хоть несколько из лучших житий. Может быть, вы это житие перескажете своими словами для наших изданий. Это значительно подкрепило бы их и подняло в главах многих из народа. —Присылаю вам еще книжку: «Суд людской и божий», которую вам когда-то показывал [см. ниже, прим. 5]. Она замечательно нравится. Желательно было бы вновь издать. Первую часть — Суд людской — сохранить в своем виде, так как автор, Полисадов, еще жив. Вторую же часть — суд божий — можно было бы с успехом изменить, сократить и пополнить, и никто так хорошо не сделает это, как вы.