ПСС. Том 86. Письма к В.Г. Черткову, 1887-1889

¹² Толстой имеет в виду книжку об Эпиктете, о которой писал Черткову в письме от 6—7 февраля 1887 г. (№ 133).

¹³ Об этой книге см. прим. к письму Толстого к Черткову от января 1887 г. № 131.

Чертков в письме, написанном в начале июля 1887 г., отвечал на вопросы Толстого: «Два брата» печатаются и на этих днях должны появиться. Задержка произошла от нескольких недоразумений и случайностей между Сытиным и складом «Посредник». Последняя случайность была та, что разрешенная рукопись и рисунки к ней пропали. Но теперь они отыскались в цензуре и отосланы Сытину для печатания. «Гусляр» пропущен цензурой в количестве 11 тысяч экземпляров. Ha-днях дело решится об остальных 9 тысячах, которые напечатаны несколько позже первых. Таким образом пока будет выпущено нами 20 тысяч, из них половина отпечатана с «Дедом Софроном» в виде приложения. Это произошло от того, что в наборе этих 10 тысяч вышла ошибка по размеру шрифта и количеству строчек на страницу, и цензура не признала книгу эту в 10 листов, т. е. не признала ее неподцензурною. Нам нужно было что-нибудь прибавить, в виде балласта, чтобы вышло 10 листов: и мы выбрали самое невинное в цензурном отношении из всего, что мы раньше печатали. Рукопись из Иоанна Златоуста была представлена варшавскому духовному цензору через баронессу Менгден, но цензор отказался ее просматривать на том основании, что всё из Иоанна Златоуста может быть разрешено только в Петербурге. Мы теперь представляем ее в Петербурге. Не знаю еще результата. «Эпиктета», исправленного Количкой, я передал Павлу Ивановичу, который хотел его еще переделать. Не знаю, что он с ним сделал. Справлюсь“.

* 147.

1887 г. Июня 20. Я. П.

Спасибо вамъ, милый другъ, что пишете мнѣ — и о томъ, чтò дѣлается у васъ въ душѣ. Оба послѣднія ваши письма — все объ одномъ, — о самомъ важномъ и вмѣстѣ не важномъ. На первое ваше письмо хотѣлъ я отвѣчать то, что, мнѣ думается, не надо обдумывать своего и настоящаго и будущаго положенія. Если обдумываешь свое настоящее положеніе, то всегда стараешься объяснить — оправдать его. А этаго-то и не надо — не желательно. Самое лучшее положеніе для души — это не то, что не быть виноватымъ, а чувствовать себя виноватымъ, какъ и вы и я себя чувствуемъ. Есть разница въ томъ, чтобы желать исправить свою вину — и я знаю, что и вы и я, мы не перестаемъ этаго желать — и дѣлать, что умѣемъ для этаго — или желать быть правымъ, чистымъ, невиноватымъ, высоко носить передъ людьми голову. И желать этаго нехорошо, въ особенности, п[отому] ч[то] этаго никогда живой

человѣкъ не достигнетъ, и что въ сознаніи своей вины (долга передъ Богомъ) и въ стремленіи къ исполненію его — вся жизнь.

Первое письмо ваше застало меня въ состояніи отвращенія къ себѣ и своей жизни, и я живо почувствовалъ за васъ и понялъ васъ. Еще несогласенъ я съ тѣмъ, что вы хотите отдѣлаться отъ Посредника. Не думайте, чтобъ желаніе того, чтобы Посредникъ продолжал[ся] и съ вами, имѣло какой нибудь вѣсъ въ этомъ моемъ мнѣніи. Всегда всѣ люди подпадаютъ тому обману, что дѣло, на к[оторое] они смотрятъ издалека, не дѣлая его, преувеличивается въ ихъ глазахъ, и дѣло к[оторое] они дѣлаютъ, уменьшается въ ихъ глазахъ до самыхъ малыхъ размѣровъ. Такъ это и съ вами по «Посреднику». Это вашъ хомутъ и везите съ радостью и любовью, пока хомутъ разорвется или отпряжетъ васъ хозяинъ. Говорю это безъ малѣйшаго сомнѣнія, такъ же, какъ вы мнѣ говорите: пишите хорошія повѣсти, такъ же, какъ говоритъ¹ человѣкъ, пользующiйся добрымъ дѣломъ другаго, и знающій поэтому значеніе его дѣла больше, чѣмъ дѣлающій. Это о «Посредникѣ» и о первомъ письмѣ.

²Теперь о вчерашнемъ. — Вижу я, что вы сближаетесь съ нуждами народа, съ забытыми братьями нашими. Они забыты такъ давно, такъ окончательно, что всѣмъ намъ, желающимъ возстановить это братство, мало однаго сознанія родства, нужна длинная работа, к[оторая] у меня не только не кончена, но только начинается; вы позади меня въ этомъ отношенiи, и потому — этому я за васъ радуюсь. Но о деньгахъ, о своемъ отношеніи къ нимъ, я ничего сказать не могу. Каждый по своему умывается. Дѣло въ томъ, чтобы самому внѣшнему предмету этому не приписывать значенія; а то — тотъ же грѣхъ, к[акъ] и съ деньгами. Приписывать же значеніе надо только тому, чтò уничтожаетъ значеніе многихъ пустыхъ вещей, въ томъ числѣ и денегъ.