ПСС. Том 87. Письма к В.Г. Черткову, 1890-1896 гг.

Пріѣхалъ Поша и подтвердилъ мнѣ то, чтó вы мнѣ писали и чего отъ меня ждете о картинахъ. Я вчера занялся ими, сколько могъ внимательно, и ничего не сдѣлалъ. Вы увидите тамъ — въ объясненіи вашемъ о цѣли издания¹ я попробовалъ измѣнить и вписать и въ описаніях картинъ, но ничего стоющаго вниманія не вышло. Къ двумъ картинамъ: Манифеста² и въ вагонѣ,³

Буткевичъ Анатолій⁴ написалъ; я его попросилъ. И какъ канва, по кот[орой] можно исправить, можетъ быть вамъ пригодится.⁵ Въ манифестѣ мнѣ понравился конецъ — мысль о томъ, что ничего не стало лучше, и не отъ того, какъ онъ говоритъ, что люди нашли новый способъ поработить, а отъ того, что люди ни тѣ, ни другіе не просвѣтились свѣтомъ любви и не соединились въ ней. — Меня же это дѣло въ томъ видѣ, въ какомъ оно теперь, не завлекло. Несмотря на все желаніе, приступалъ нѣсколько разъ,⁶

я не могъ написать ничего. Мнѣ все кажется, что всякое описаніе суживаетъ значение картины. Какъ ни странно это можетъ показаться: на евангельскую картину мнѣ кажется, что можно писать и я бы могъ, и тамъ описаніе помогаетъ картинѣ, а тутъ напротивъ. — Не говоря о томъ, что тамъ важно, a здѣсь нѣтъ, тамъ основа — текстъ Евангелія, a здѣсь, если произведете хорошо, какъ прелестная картина Ерошенко⁷ и осужденный Мак[овскаго],⁸ достоинство картины не въ глубинѣ, а въ ширинѣ, въ томъ, что очень много разныхъ значеній она можетъ имѣть, очень много можетъ вызвать самыхъ разнообразныхъ, хотя и не глубокихъ, чувствъ. Не настаиваю на этомъ, пишу, чтó мнѣ показалось. Во всякомъ случаѣ писать на картины объясненія очень трудно и надо имѣть литературную ловкость, талантъ, которыхъ — не думайте, что я шучу — у меня совсѣмъ нѣтъ. — Теперь о другомъ — болѣе важномъ: вы пишете, что въ томъ соотояніи, въ кот[оромъ] вы находитесь, вы не можете ничего иного дѣлать, какъ служить людямъ изданіемъ книгъ, картинъ и сообразно съ этимъ вы и устраиваете свою жизнь. Мнѣ кажется, что грѣхъ (ошибка) устраивать свою жизнь даже считать, что она должна быть такою или иною и соображать о томъ, что такая то дѣятельность моя въ этой жизни хороша, полезна и выкупаетъ то, ч[то] въ моей жизни нехорошо. Всякое устройство своей жизни, всякая затѣя — связь, соблазнъ, и выкупать ничто ничего не можетъ, п[отому] ч[то], какъ вы знаете такъ же, какъ и я, дѣятельности самой по себѣ никакой нѣтъ ни хорошей ни дурной; есть только хорошія или дурныя побужденія. А считать какое либо свое дѣло хорошимъ, позволять лѣвой знать, что дѣлаетъ правая, оглядываться назадъ — нехорошо. Вы скажете: «нельзя же не устраивать дѣло, не предвидѣть, не обдумать впередъ, если что нибудь дѣлаешь». Да нужно обдумывать впередъ, впередъ пахать, потомъ сѣять и т. п. Это правда; но дѣла, въ к[оторыя] надо загадывать, обдумывать, расчитывать впередъ, дѣла не важныя, не жизненныя — такія, въ к[оторыхъ] нѣтъ ни хорошаго, ни дурного и потому они выкупать ничего не могутъ. И потому какія бы ни были эти дѣла, въ к[оторыхъ] нужно впередъ обдумывать, вѣсъ или цѣна дѣлъ, поступковъ, въ к[оторыхъ] не нужно обдумывать, а въ к[оторыхъ] сейчасъ въ каждую данную минуту надо поступать хорошо или дурно, остаются тѣми же и не могутъ измениться тѣми обдумываемыми (пустыми) дѣлами. Такъ что требования вашей настоящей жизни, наибольшее, приведеніе поступковъ въ соотвѣтствіе съ сознаніемъ, всегда остаются такими же, чѣмъ бы вы ни занимались. Не думайте, милый другъ, чтобы я былъ требователенъ къ вамъ, чтобы я осуждалъ васъ въ чемъ нибудь. Я люблю васъ и потому только могу жалѣть, когда мнѣ кажется, что вы бы могли быть счастливѣе, т. е. лучше, чѣмъ вы есть. Все же пищу изъ страха вѣроятно напраснаго, чтобы вы не сдѣлали себѣ. ширмы, зa к[оторыми] бы могли засыпать, когда нужно не переставая бодрствовать, бороться, страдать, то есть жить, то самое, чтó вы до сихъ поръ дѣлаете.

Радуюсь тому, что Галѣ и Димѣ лучше. Поша у насъ и мнѣ очень хорошо и радостно съ нимъ. —

Не сердитесь на меня зa мое отношеніе къ картинамъ, повторяю, что это мое случайное м[ожетъ] б[ыть] впечатлѣніе, а вы дѣлайте начатое дѣло: дѣло несомнѣнно не вредное и полезное въ области тѣхъ дѣлъ, к[оторыя] не бываютъ ни хорошими, ни дурными. Можетъ быть, я попробую еще описанія картинъ. Главное, они длинны и ненатуральны. Тонъ не найденъ. Просить Эртеля⁹ и Короленко.¹⁰ Я думаю, они могутъ это сдѣлать хорошо.

Ну, пока прощайте.

Л. Толстой.

Еще пишу, отсылая картины и письмо. Прибавить хочется къ тому, чтó пишу въ томъ письмѣ, то, что опасно считать какія либо занятія хорошими, полезными — оправданіями своихъ грѣховъ. Такой взглядъ уменьшаетъ энергію истинной жизни.