Ирина глотала торопливо, не жуя: куски плоти — еще живой, еще трепещущей — скользили по пищеводу. Голод исчезал на глазах, а еще, странное дело, она почувствовала возбуждение, нараставшее с каждой секундой… Тело, охваченное внезапным желанием, изогнулось в воде, Ира застонала — но стон получился беззвучным. Под водой не ощущаются запахи — по крайней мере обонянием человека. Или русалки. Но она отчего-то ощущала сладковатый запах гниения, все более усиливающийся. Обонятельная галлюцинация.
Глава 4. ПУТЬ ДИЛЕТАНТА — VI Светлов, деревня Щелицы, 06 июля 1999 года
Мотоцикл Петра оказался колясочной «Явой» лет тридцати от роду. Ветеран псковского бездорожья некогда был выкрашен в ярко-красный цвет, ныне потускневший и поблекший, — и мало отличавшийся по колеру от помятой физиономии водителя. На ногах, впрочем, Петр держался твердо.
«Господи, где он раскопал эту рухлядь?» — Светлов с сомнением взглянул на транспортное средство. Хотя привередничать не место и не время…
Танька, понурая и невыспавшаяся, переминалась с ноги на ногу. Петр бросил на нее быстрый взгляд, но ничего не сказал.
— Еще приедешь-то? — спросила она у Светлова. Без особого, впрочем, интереса.
— На обратном пути заверну, — сказал он равнодушно. — Иди-ка ты домой…
— Не-а, бабка дрыхнет еще, не отопрет… Пойду к нашим, в часовню, может не все вылакали…
Светлов улыбнулся, вспомнив, какой посыл получила от него на прощание троица любителей портвейна. Едва ли Таньке что-то достанется…
Ссутулившись, она пошагала по росистой траве. Светлов вспомнил, окликнул — и протянул обернувшейся Таньке кусок стекла — расплавившегося и застывшего в форме пузатого ассиметричного человечка.
— Сувенир. На память.
Она взяла сувенир, не сказав ни слова. И ушла. Светлов вновь вспомнил ту, другую Татьяну, — и отогнал незваные мысли.
…Шлем пассажиру не полагался, водителю тоже. Закинув вещи в коляску, где уже лежало несколько картонных коробок, Александр забрался на сиденье. «Ява» взревела, окутав седоков удушливым сизым дымом, Петр переключил передачу и мотоцикл бодро вылетел из деревни.
Километра через два Петр свернул с грунтовки.
— Тут спрямим, — крикнул он Светлову на ходу.
Сорок километров не расстояние для мотоцикла на шоссе. Здесь же ощущался каждый метр. Но гонщиком-экстремалом Петр оказался неплохим. В отличие от дороги, которая местами напрочь пропадала.
— Там вообще живет кто? — спросил Светлов, когда они совместными усилиями перекатывали мотоцикл через ручей.
— Живут, бляха-муха… — Петр сплюнул.
— Не заметно.
— В смысле?
— Не похоже на дорогу к жилому месту, — объяснил Светлов свои сомнения.
— А… так я ж говорю — мы тут напрямик. Это зимник вообще-то. Весной или по осени — тут никак. Болота. А сейчас ничего. Можно. Кстати, ты пожрать не хочешь? Моя вон бутербродов завернула и чай. Закусим? Быстренько?
— А обычная дорога? Автобус-то туда ходит? — спросил Светлов пятнадцать минут спустя, дожевывая бутерброд с колбасой. Хозяйка щедро намазала хлеб маслом.
— Ходил раньше… Тока не здесь, по большаку… Ты это… не боись, не заплутаю. Доставим в лучшем виде.
— Я думаю — как обратно выбираться? Там есть у кого машины?
— Есть… Только ты, парень, про них сразу забудь. Народишко там… Жлобьё. Снега зимой не допросишься. Одна тока баба путёвая и живет, Веркой кличут. В магазине заправляет… — В улыбке Петра определенно имел место некий намек. — Хм… Слушай, и то верно… Обратно, значит… Ты надолго туда?
— Да и сам не знаю… день-другой.
— Правильно. Делать там нечего.
— Говорят, там озеро есть, — сказал Светлов.
— Есть, бляха-муха… Улим называется. Никчемное оно.
— Никчемное?
— Ну да. Ни искупнуться, ни рыбы половить.
— Большое?
— Не сильно, но глубокое. Бывал я там пару раз. Вода холоднющая, да и место…
— Какое?
— Какое, какое… — Петр зло взглянул на Светлова. — Не знаю какое. Нехорошее. Попадаются места такие дурные… Ладно, поехали.
— Так что насчет обратно?
— Когда те надо? Скажи — подъеду, заберу. Деньги те же, тока полтинник вперед. Ну? — Петр завел мотоцикл.
— На месте определимся, — кивнул Светлов.
— Мне чё, деньги завсегда нужны. Ну, всё, держись крепчее, совсем чуток остался. Без остановок покатим.
Но через несколько километров дорогу им преградила здоровенная упавшая ольха. Ни обойти, ни объехать — с двух сторон к дороге подступал густой кустарник.
Петр, матерясь, слез с мотоцикла, пнул помеху.
— Вот бляха-муха, третьего дня еще не валялось, — сказал он. — Вроде и ветродуя-то с тех пор не было… Знать, внутри струхлявело и срок ему вышел… Чё стоишь, пособи-ка!
Оттащить преграду не удалось даже совместными усилиями — сучья и ветви цеплялись за землю. По счастью, у запасливого Петра нашелся топорик — ствол, и в самом деле сгнивший внутри, поддавался легко… Порядком устав и испачкавшись, Петр и Светлов кое-как расчистили узкий проезд.
— Погодь, схожу, отолью, — сообщил Петр хмуро.