Пташка

Джо среднего роста, плотный, но не толстый, и выглядит сильным. Волосы у него густые, хотя и коротко подстриженные. Он выглядит настолько мужественно, что даже другие полицейские рядом с ним кажутся мальчишками. У него гортанный голос и густой смех; он много смеется. Мы слушаем его рассказы о том, как все прогнило в нашем городишке, и знаем, что он не врет. Мы с Пташкой впервые начинаем понимать, в каком подлом, дерьмовом мире мы живем. А что всего хуже, так это то, что Джо смеется над самыми гнусными из своих рассказов и ожидает, что мы станем смеяться вместе с ним. Уйти у нас не хватает пороха. Думаю, мы просто не можем допустить, чтобы Джо смеялся и над нами тоже.

Ну, что же дальше? Получается так, что вонь от мусоросжигательной установки вовсе не вся уходит наверх. Между муниципальным советом Верхнего Мериона и муниципальным советом Хаверфорда начинается форменная война. Старину Джо вызывает к себе комиссар и устраивает ему разнос. Однако сводки обо всей нашей операции, связанной с отловом собак, до комиссара доходят противоречивые. Садовники, а также матери, у которых маленькие дети, шлют благодарственные письма, но любители собак готовятся к военным действиям. Они угрожают напустить на нас Американское общество по борьбе с жестоким обращением с животными. Похоже, нам с Пташкой все-таки не придется самим увольняться с этой работы. Операция по отлову собак приостанавливается на три дня. Пташка ужасно рад, потому что у него накопилась уйма работы в его птичнике. Он ловит собак, чтобы получить возможность построить себе птичий вольер, настоящий птичник своей мечты; по той же самой причине он копал под проливным дождем яму, на дне которой ожидал найти клад.

Я захожу к нему, чтобы немного помочь. Этих придурочных канареек у него больше, чем можно себе представить. Пташка приходит в жуткое возбуждение, когда демонстрирует некоторые из своих экспериментов с гирьками, которые он привешивает к птичьим лапкам, и даже раздвигает птицам на крыльях маховые перья, чтобы показать, как мало мускулов нужно птице, чтобы поднять такую тяжелую гирьку. А еще он сделал несколько очень красивых моделей. Он хочет, чтобы я ему помог, когда он превратит одну из них в настоящий махолет, достаточно большой, чтобы ему на ней летать. Он просит, чтобы я помогал при запуске. Я обещаю, что так и сделаю, когда у нас появится больше времени, свободного от ловли собак. У меня у самого появилась идея насчет водолазного колокола, и мне понадобится помощь, когда я буду его испытывать. Мы решаем, что займемся и тем и другим, когда афера с отловом собак накроется.

В следующий понедельник мы опять в нашем фургоне. Джо сообщает, что нашел другое место, где можно избавиться от собак. Пташка предлагает сделать так, чтобы вторая часть дня у нас оставалась свободной, тогда в это время можно будет поехать на Мейн-лайн, где живут одни миллионеры, и выпустить там пойманных собак. Вот была бы потеха, если б удалось. Мы положили бы начало всевозможным новым породам, дворняги стали бы скрещиваться с пекинесами и французскими пуделями.

К полудню мы успеваем наловить полный фургон. Собаки становятся все шикарней, естественный отбор уже вступил в действие. Мы отправляемся с ними к доку Оуэнзу. Продержав предыдущих собак целые пять дней, он готов пиˆсать кипятком. Набрасывается на Джо и ругает его на чем свет стоит. Джо улыбается, покачивает головой и обещает, что сегодня мы всех заберем. Джо нравится, когда доктор Оуэнз сходит с ума от злости.

Какой бы шум ни поднимали защитники собак, дело так и не тронулось с мертвой точки. Так что все собаки, которых мы наловили, по-прежнему сидят в клетках, готовые к смерти. По правде сказать, большинство людей рады избавиться от своих дворняжек.

В тот день мне приходит в голову, что заведение доктора Оуэнза похоже на помесь мясохладобойни с тюрьмой Синг-Синг. В подвале мы навалили мертвых собак в три слоя. От запаха горелого мяса и шерсти прямо тошнит. До живых собак наконец доходит, что с ними должно произойти, и они начинают яростно отбиваться от электрических крокодилов. Одна зверюга, наполовину сеттер, на четверть овчарка и на четверть волк, ведет себя так, что мы не можем защелкнуть на ней зажимы, и доктор Оуэнз вкалывает ей дозу стрихнина. Эффект примерно тот же, что и от электричества.

Некоторые собаки, однако, все равно подходят, вроде как улыбаются нам и виляют хвостами, заискивающе глядят на нас снизу вверх, как будто мы собираемся взять их на поводок и отправиться на прогулку. Некоторые и отправляются – на прогулку прямехонько в никуда. Мне и Пташке время от времени приходится выходить на улицу, чтобы подышать воздухом и унять тошноту.