Птичий город за облаками

Это призрачная страна, царство пыли, на грудах бумаги там и сям растут маленькие папоротники, все гниет и рассыпается в труху. В некоторых шкафах — монастырские записи, такие тяжелые, что Анна едва может их поднять, в другом она находит тома, чьи страницы от плесени и сырости слиплись в сплошную массу. Анна набивает в мешок столько книг, сколько может унести, тащит его по ступеням, спускает в лодочку и недолгое время спустя уже идет рядом с Гимерием по мглистым улочкам к дому итальянцев.

Косолапый слуга зевает с риском вывихнуть челюсть и отправляет их во двор. В мастерской двое итальянцев пониже ростом спят на стульях в уголке, однако высокий потирает руки, будто ждал Гимерия и Анну всю ночь.

— Заходите, заходите, давайте посмотрим, что добыли наши оборванцы.

Он высыпает содержимое мешка на стол между горящими свечами.

Гимерий греет руки у камина, Анна смотрит, как чужеземец перебирает манускрипты. Завещания, хартии, записи речей, заявки на приобретение. Список лиц, присутствовавших на каком-то давнем собрании в монастыре: главный постельничий, его превосходительство вице-казначей, заезжий ученый из Фессалоник, старший хранитель императорского гардероба.

Чужеземец один за другим перелистывает заплесневелые тома, наклоняя канделябр то так, то этак, и Анна замечает то, чего не видела прежде: чулки у него порваны на коленях, куртка лоснится на локтях, оба рукава забрызганы чернилами.

— Не то, — говорит он, — не то, — и что-то бормочет на своем языке.

В комнате пахнет чернильными орешками, пергаментом, древесным дымом и красным вином. Зеркало в углу отражает пламя свечей. Кто-то приколол к обтянутой тканью доске маленьких бабочек. На угловом столике разложена наполовину скопированная навигационная карта. Все здесь дышит усердием и любопытством.

— Ничего стоящего, — бодро заключает чужеземец и кладет на стол четыре серебряные монеты. Смотрит на Анну. — Дитя, знаешь историю про Ноя и его сыновей? Как они загрузили ковчег, чтобы начать жизнь заново? Тысячу лет этот город, эта ветшающая столица, — он машет рукой в сторону окна, — был таким ковчегом. Только знаешь, что́ Благой Господь поместил в этот корабль вместо каждой твари по паре?

За ставнями кричит первый петух. Анна чувствует, как Гимерий, неотрывно глядя на монеты, нервно переминается у камина.

— Книги. — Писец улыбается. — А можешь угадать, что такое потоп в нашей истории про Ноя и ковчег книг?

Анна мотает головой.

— Время. День за днем, год за годом время уничтожает книги. Помнишь манускрипт, который вы принесли нам прошлый раз? Это творение Элиана, ученого мужа, жившего во времена цезарей. Чтобы оно попало в эту комнату, его строки должны были прожить более десяти столетий. Писец должен был их скопировать, а потом другой писец — перенести со свитка в кодекс, и через много лет после того, как кости второго писца истлели в земле, третий скопировал их снова, и все это время книга была в опасности. Один злобный игумен, один неуклюжий монах, один варвар-завоеватель, опрокинутая свеча, голодный червь — и всех этих столетий не стало бы.

Огоньки свечей подрагивают. Глаза итальянца как будто вбирают весь свет в комнате.

— Все, что в этом мире кажется вечным, — горы, богатства, империи — их нерушимость лишь иллюзия. Мы считаем их неизменными лишь потому, что живем краткий срок. В очах Божьих города возникают и пропадают с лица земли, как муравейники. Молодой султан собирает войско, и теперь у него есть новые осадные машины, способные крушить стены, будто те из воздуха.

У Анны падает сердце. Гимерий бочком подбирается к монетам на столе.

— Дитя, ковчег налетел на скалы. А вода поднимается все выше.

Ее жизнь раскалывается надвое. Есть часы в доме Калафата, беспросветные усталость и страх, ведро и метла, проволока и нитка, принеси воды, принеси угля, принеси вина, принеси еще тюк ткани. Почти каждый день в мастерскую просачиваются новые истории про султана: он научился не спать, он отправляет к городским стенам землемеров, его воины запустили из Горлореза ядро и потопили венецианскую галеру, которая везла в город еду и оружие с Черного моря.

Они с Марией снова идут в церковь Живоносный Источник и за одиннадцать старватов покупают у дряхлых монахинь благословение. Мария выпивает смесь воды с ртутью, и ей целый день лучше. Потом становится хуже: руки дрожат, тело сводит судорога, по ночам ей кажется, что какой-то бес тянет ее за руки, за ноги, как будто хочет разорвать.