Птички

Шеф. Нет. За тебя. Увернулся от пощечины, малыш?

Артур. Хоть ты и хвалишься, что у тебя у одного изо всей семьи развито чувство чести, позволю себе заметить, что между пощечиной и ударом кулака нет ничего общего. Удар кулаком еще никогда никого не лишил чести. Ничего, я начну сначала.

Шеф. Ты спутал ее с теми замарашками, что здесь служили. Тех ты захватывал врасплох в коридорах. Они и швабру не успевали положить. Бедный мой мальчик. Тебе действительно не хватает знания психологии. С этой-то ты мог постараться для начала хотя бы поговорить.

Артур(со странной улыбкой). Я с ней говорил потом. Долго. Грустно. Кажется, ее это тронуло. Она сама наивность, как все твои Валькирии.

Вдалеке вновь слышится странный птичий крик.

Это павлин?

Шеф. Нет. Твоя мать. У нее виски кончилось. (Внезапно поднимается с софы, на которой лежал.) Надоел ты мне. Оставь меня в покое! Если эту тронешь, всажу заряд дроби в задницу, а ты знаешь, целюсь я еще хорошо… Схлопочешь разом всю науку, которую я тебе задолжал. Хотя, чтобы сделать из тебя приличного человека, нужно было заниматься этим, пока ты был маленький…

Артур

. Ты в нее влюблен?

Шеф. Пошел вон!

Артур. Тем лучше. Это тебя вдохновит. Работай как следует. Дело срочное. Фессар третий раз приходил со счетами. Грозит неприятностями. А он первый помощник мэра, и муниципалитет, не забудь, коммунистический. Он сказал, что хочет тебя лично видеть.

Шеф(надменно). Пусть обратится к прислуге. Я не принимаю водопроводчиков.

Артур. Так поступали в твое время, когда мылись в тазу. А теперь повсюду трубы, и с этими людьми приходится считаться. Особенно когда нечего им дать. Вода течь перестанет.

Шеф(кричит). А я не буду больше мыться! В моем возрасте уже на все наплевать.

Артур(выходя, строго). У тебя семья, и она еще моется.

Шеф. Увы! (Оставшись один, на мгновение задумывается, неожиданно молодо.) А! В конце концов! Запах крови меня взбодрит. Это напомнит мне добрые старые времена. Ведь в глубине-то души я очень рад. (Ворча, роется в старом захламленном секретере.)

А бумага у меня еще есть? Тем хуже. Буду писать на обороте счетов.

Входит Труда.[1] Маленькая, наивная, в голубой кофточке, в руках блокнот.

(Изумленно.) Уже?

Труда. Мсье Артур меня предупредил. Он мне сказал, что это срочно. Я ждала за затвором.

Шеф(брюзжит). Затвор? Что затворяет? Какой затвор? Замок? Задвижка? Засов? Защелка?

Труда(смущенно). Простите. Дверь. Она. Женского рода. Я перепутала… Род — это для немки трудно.

Шеф(продолжает брюзжать). По-немецки, дверь — он! Луна — он! Смерть — он! Смешной народ! Сплошные иллюзии! Вы всюду видите мужчин. Из-за этого вас всегда военные к рукам и прибирают. Ошибаетесь. Мужчин больше нет. Все женского рода!

Труда

(поддерживая разговор, любезно). Зато мы говорим «Die Sonne». Солнце. Она.

Шеф(неожиданно смягчившись). Вот это лучше. Вы увидели в солнце пламенную праматерь, пожирающую и дающую жизнь. Я верю только в матерей. Им мы обязаны всем — и хорошим, и дурным. Даже тогда, когда думаем, что стали взрослыми. (Насмешливо и любезно.) А вам хочется ребеночка? Не краснейте. Чтобы сделать ребеночка, я вам лично себя не предлагаю. Я уже вышел в тираж.

Труда. Через два года, когда я в совершенстве буду знать французский язык, я выйду замуж, и у меня будет четыре ребенка.

Шеф(улыбается). Количество уже решено?

Труда(важно). Да, мсье.

Шeф(смотрит на нее; забавляясь, с симпатией). У вас заранее рассчитано?

Труда

. Да, мсье.

Шеф. Скоро уже две недели как вы у нас?

Труда. Да, мсье.

Шеф. Как же вы с вашими железными добродетелями столько выдержали в этом борделе?

Труда(не понимает). Bitte?…

Шеф(невозмутимо). Бордель. Основополагающее слово. Я вижу, французского языка вы еще не знаете.

Труда. Какой точный смысл?

Шеф. Поживите у нас еще немножко, и вам не придется искать его в словаре. Сын сказал, о чем я хотел вас просить?

Труда. Да, мсье.

Шеф. Знаете, мои романы не из области прекрасного. Секс и насилие. Торговцы, которые стали хозяевами мира, сообразили, что на этом можно заработать много денег. (Коротко смеется.) Но будьте уверены, коли мода переменится, что не преминет произойти, торговцы будут торговать господом богом. И это, может быть, будет еще противней. Слава богу, это случится не завтра. Я старый человек и «перековке», как они говорят на своем мерзком жаргоне, не подлежу. Мною к тому времени уже будут питаться одуванчики.