Птица малая

Терпение, подумал Джулиани, добродетель старого моряка. Сперва один галс, потом другой. Его персонал в Риме, старательно выпестованный и обученный, полностью соответствовал своим обязанностям. Настало время, и давно уже, перекладывать на молодежь часть своего бремени решений, не отрывая руки от руля Ордена. Настало время этому старому священнику, Винсу Джулиани то есть, обратить накопленные за всю жизнь опыт и знания на одну человеческую проблему, призвать ту мудрость, которой он обладает, на помощь душе человеческой, мужчине, с горечью назвавшему себя Шлюхою Господней. Терпение. Спешить некуда.

Винченцо Джулиани поднялся наконец и направился к окну, возле которого все это время находился Сандос, серый, как сама непогода, как льющийся снаружи дождь. Джулиани остановился перед ним, так чтобы Сандос мог его заметить: жизнь научила его не пугать человека, подходя к нему со спины.

– Пойдемте, Эмилио, – пригласил его Винс Джулиани. – Угощу вас пивком.

Глава 23

Город Гайжур

Второе на’алпа

Деревня Кашан

Седьмая неделя после контакта

СУПААРИ ВАГАЙЖУР ИЗВЛЕК ВЫГОДУ из пребывания на Ракхате иезуитской миссии еще до того, как узнал о ее существовании. Это было и сразу характерно для него, и одновременно не в его обычае. Характерно, потому что он обратил внимание на потенциал моды руна раньше всех в Гайжуре, и предпринял меры, чтобы захватить рынок до того, как фасон станет популярным. Необычно же потому, что, делая ход, он не владел фактами, определяющими ситуацию. Риск оправдал себя, но даже подведенный весьма положительный баланс оставил в его душе какое-то нелегкое чувство, словно бы он случайно избежал смерти в дуэли ха’аран, в которую ввязался спьяну.

Обходя склад в обществе Авижан, секретарши-руна, записывавшей его приказы и пожелания, Супаари заметил одну из жительниц деревни Кашан, женщину по имени Чайипас, стоявшую возле двери и ожидавшую разрешения заговорить с ним. На голове ее был обруч, оплетенный каскадом лент, являвшим собой целый водопад красок, изящным образом ложившийся на ее спину. Очаровательно, решил Супаари, потом на такой наряд любой решившей приобрести его моднице потребуется в пять раз больше лент двойной длины.

Он повернулся к Авижан:

– Созови гонцов. Закупи ленты, пусть привезут. Договорись со всеми поставщиками. – Супаари не спешил… как долго все это продлится?

– Есть мнение, что контракты не стоит заключать на сроки после восьмого числа месяца на’алпа.

Супаари ВаГайжур прекрасно знал, что оспаривать мнение Авижан в подобных вопросах выходит для него боком.

– Да. И когда вернешься, распорядись, чтобы Сапалла освободила место на складе для новых поставок, даже если нам придется претерпеть ущерб по беринйе, – поставке в красном свете, понятно?

За годы работы с руна Супаари успел заметить среди прочих один выгодный для себя момент: жана’ата в отличие от них плохо видели в красном свете. О тайне этой его конкуренты, отдававшие сну красные и черные часы суток, даже не подозревали.

Проследив за тем, как Авижан вышла во двор, чтобы собрать посыльных, и запустив таким образом в ход торговую операцию, Супаари направил шаги к ВаКашани Чайипас и приветствовал ее словами родного ей языка:

– Схалалла кхэри, Чайипас.

После чего, наклонившись, вдохнул запах ее тела, к которому примешивались ароматы благоуханных лент.

Чайипас ВаКашан, селянка непростая, стремящаяся путешествовать в одиночку и вести дела непосредственно с Супаари ВаГайжур в его собственном дворе, ответила на приветствие без страха. Если не считать облачений, они были похожи как две родные сестры или самые близкие родственницы, особенно если посмотреть издали и не особо вглядываться. Супаари обладал более развитой мускулатурой, вообще казался крупнее, чему содействовал стеганый и украшенный вышивкой плащ на подкладке; деревянные башмаки прибавляли ему целую ладонь роста; головой убор свидетельствовал о высоком статусе, определял как торговца, а заодно и как третьеродного сына. Сегодняшний наряд подчеркивал различия в их образе жизни, однако при желании Супаари мог сойти и за руна, – в нарукавниках с лентами и башмаках городского рунаo. Нарушением закона это не считалось. Просто никто так не поступал. Большинство жана’ата, даже большинство третьеродных, скорее согласились бы умереть только затем, чтобы их не приняли за руна.

Однако большинство жана’ата, даже большинство третьерожденных, не были настолько богаты, как Супаари ВаГайжур. И богатство это было и его пороком, и утешением.