Птица войны

В вашей родной стране.

Вот вы лежите, поверженные

Быстро бегущей волной сражения.

Генри Гривс никогда раньше не слышал — да и не мог слышать — этой песни. Но он пел ее вместе со всеми. Впервые за много месяцев он чувствовал себя по-настоящему свободно и легко.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

в которой Тауранги вынужден огорчить вождей нгати

Когда Тауранги вернулся, деревня еще не спала. Повсюду догорали костры, вокруг которых сидели и лежали воины нгати. Они были опьянены победой и обильной едой, приготовленной для них рабами и женщинами. В голосах воинов уже не было прежнего возбуждения, тепло разморило уставших бойцов. Борясь с дремотой, они снова и снова перебирали эпизоды сегодняшней битвы с пакеха, вспоминали героев сражений минувших лет, подшучивали друг над другом. Отблески костров вырывали из темноты их умиротворенные лица. Казалось, что беседуют после трудового дня земледельцы, и лишь окровавленные головы на частоколе не вязались с идиллией.

Подробности разгрома пакеха Тауранги узнал у первого же костра. Заделав хворостом лаз подземного хода, который начинался в заброшенном амбаре и вел далеко за пределы па, он с бьющимся сердцем отогнул край циновки, закрывающей вход. И понял, что его опасения за судьбу деревни были напрасными. У огня, шагах в десяти от амбара, в покойных позах сидели знакомые воины.

Ни один из сидящих у костра не подал виду, что удивился появлению сына Те Нгаро. Тауранги не стал ждать расспросов. Поздоровавшись, он коротко сказал, что вернулся из селения нгати-ватуа, куда его посылал Те Нгаро. После чего попросил воинов рассказать о событиях дня.

Живописный рассказ о победе нгати привел Тауранги в восторг. Сожалея, что не пришлось участвовать в столь замечательном сражении, он весело двинулся через украшенную огнями деревню. Только перед жилищем верховного вождя Тауранги вспомнил, что весть, которую он принес, не располагает к веселью.

Ночь была по-летнему душной, но в хижине Те Нгаро теплился очаг. Дымок вился из прямоугольной ямы, исчезая в черной дыре, проделанной в крыше. Огонь уже умирал, но когда Тауранги шагнул через порог, кто-то швырнул на раскаленные камни пучок веток. Пламя снова рванулось вверх, осветив красноватыми бликами лицо вошедшего, неподвижные фигуры вождей, сидящих на глиняном возвышении пола, и уродливые лики богов на опорных столбах.

Здесь была вся верхушка племени нгати. По лицам вождей Тауранги понял: его давно ждали.

Те Нгаро пристально посмотрел на сына, словно пытаясь по лицу догадаться, что за весть он принес.

— Мы рады видеть тебя живым, Тауранги, — сказал он устало. — Сообщи нам, не забыв мелочей, чем встретили тебя соседи. Как скоро мы увидим их у стен нашего па?

Тауранги начал рассказ. Он старался не упускать ни одной подробности своего путешествия из крепости к селениям нгати-ватуа, хотя и видел, что арики ждут от него сообщения о главном — о том, ради чего он проделал нелегкий путь. Наконец сын Те Нгаро приблизился к сути дела:

— Там было восемь вождей. Я сказал им твои слова, отец: «Тотара — могучее дерево. Но расщепленная тотара — легкая добыча топора. Если мы, маори, будем держаться вместе, пакеха навсегда уйдут с берегов Аотеароа. И наша земля останется нашей землей».

— Что же ответили тебе вожди нгати-ватуа? — равнодушно спросил Те Нгаро.

Тауранги опустил голову.

— Я слишком молод, чтобы осуждать больших вождей, — с горечью проговорил он. — Но они вели себя, как женщины. Они стали спорить и ссориться между собой. Каждый говорил, что земли, которые пакеха хотят насильно купить у нас, принадлежат ему. Те Поки Нуи сказал: «Мой прадед ловил здесь болотных крыс, эта земля моя». Те Хонгарики сказал: «Эти участки мои, мой предок — ящерица туатара, она и ныне живет в камнях у подножья холма». Те Коро сказал: «Хозяин земли — я, мои предки убили ее первых владельцев…» — Тауранги стиснул зубы. — Отец! Вожди нгати-ватуа озабочены только тем, чтобы деньги пакеха попали к ним. Если мы откажемся в их пользу от части своих земель, нгати-ватуа окажут нам помощь. Какой она будет — не знаю. Вожди обещали подумать. Они ждут твоего ответа, Те Нгаро.

Даже в неверном свете очага стало заметно, как побелел глубокий шрам на щеке Те Нгаро. Глаза вождя застекленели, казалось, он перестал дышать.

Внезапно по лицу его пробежала судорога, и все услышали, как ногти Те Нгаро царапают волокно циновки.

— Я не торгую землей моего племени, — хрипло проговорил он и обвел хижину тяжелым взглядом. — Я говорю: нет! Пусть скажут арики.

Ответ вождей был единодушным: никаких уступок корыстным соседям.

— Забудем о том, что рассказал нам Тауранги, — обретя свое обычное хладнокровие, произнес Те Нгаро. — Мы продолжим военный совет. Останься и ты, сын. Ты еще не окунул копье в кровь пакеха. Но сегодня и ты сможешь показать свою доблесть.