Птицы, звери и родственники

— Волшебством, — торжественно сказал цыган. — Волшебством, которое перешло ко мне еще от прадедушки.

Я был уверен, что он дурачит меня, но, сколь ни увлекательна была тема, я все же почувствовал, что мы уходим от главного, ради чего я и завел весь разговор — вопроса приобретения в личную собственность Павло, который в данный момент слизывал, жмурясь от удовольствия, последний кусок шоколада, что я совал ему сквозь кожаные ремни намордника.

Цыган сидел на корточках, мечтательно зажмурив глаза, голова его окуталась облаком дыма. Тщательно изучив его, я решил, что самым правильным будет поставить вопрос ребром. И напрямую спросил, согласен ли он продать медведя и за сколько.

— Продать Павло?! Да ни за что! Он мне как сын родной!

— Да поймите, ему со мной будет хорошо. У него будет хороший дом, где его будут любить и даже танцевать с ним. Может, согласитесь, а?

Цыган смотрел на меня, задумчиво попыхивая папиросой.

— За двадцать миллионов драхм. Идет? — спросил он и расхохотался, заметив мой ошарашенный вид. — То-то! Если у тебя есть поля, то у тебя должны быть и ослы, чтобы эти поля обрабатывать. И ты с ними так просто не расстанешься, ведь верно? Так вот, Павло — это мой ослик, который танцует, добывая хлеб и себе и мне. И пока он не станет слишком стар, чтобы танцевать, я с ним не расстанусь.

Я был горько разочарован, но понял, что цыгана не уговорить. Мне было так уютно лежать на широкой мягкой спине слегка посапывающего Павло, но делать нечего, пришлось встать. Отряхнувшись, я сказал:

— Что ж, раз так, сдаюсь. Я понимаю, что медведь вам очень дорог, но если все же вы захотите с ним расстаться, сообщите мне, ладно?

Он серьезно кивнул.

— А когда будете выступать в городе, не могли бы вы как-нибудь сообщить мне, чтобы я мог приехать на ваше представление?

— Разумеется, — сказал он, — но, думаю, людская молва донесет до тебя, где меня найти. Потому что моя Говорящая Голова — просто чудо из чудес.

Я кивнул и пожал ему руку. Павло поднялся, и я похлопал его по голове.

Взобравшись на холм, я оглянулся. Человек и медведь по-прежнему стояли рядом. Цыган махнул мне рукой, а Павло, встав на задние лапы и запрокинув морду, повел в мою сторону носом. Я воспринял это как прощальный жест.

Я медленно брел домой, размышляя о цыгане, его Говорящей Голове и несравненном Павло. Может быть, думал я, раздобыть где-нибудь медвежонка да самому выпестовать его? А что, если дать объявление в афинскую газету? Вдруг повезет?

Семья мирно попивала чай в гостиной, когда я решил поставить перед ними эту проблему.

Однако, едва я вошел, идиллическая сцена чаепития мгновенно сменилась всеобщей паникой. Марго завопила как резаная, Ларри уронил чашку с чаем себе на колени, а затем вскочил и спрятался за стол; Лесли схватил стул, а мама вытаращила на меня глаза, полные ужаса. Никогда бы не подумал, что мое появление может вызвать столь откровенную реакцию среди домочадцев.

— Убери его отсюда! — прорычал Ларри.

— Да, убери эту проклятую тварь! — сказал Лесли.

— Он нас всех сожрет! — визжала Марго.

— Ружье!.. Достаньте ружье и спасите Джерри! — слабым голосом произнесла мама.

Я не мог понять, какая муха их укусила. Все они уставились на что-то позади меня. Я оглянулся и — что я вижу! В дверях, принюхиваясь к чайному столу с надеждой на угощение, стоял Павло.

Я шагнул к нему и схватил его за морду. Он нежно потыкался в меня носом. Я разъяснил домочадцам, что это всего лишь Павло.

— Хватит, — хрипло сказал Ларри, — довольно. И так уже в доме шагу ступить некуда — сто чижей, сто ежей, сто ужей, а теперь еще и медведь. Ради Христа, что он себе думает? Что здесь кровавая арена, как в Риме?

— Джерри, милый, будь осторожен! — дрожащим голосом сказала мама. — Он кажется таким свирепым.

— Он нас всех загрызет! — убежденно произнесла Марго дрожащим голосом.

— Не пойду же я мимо него за ружьями, — сказал Лесли.

— Он здесь не останется. Я запрещаю, — сказал Ларри. — Я не позволю превратить дом в медвежью берлогу.

— Где ты его взял, милый? — спросила мама.

— Меня не волнует, где он его взял, — сказал Ларри, — но пусть он сейчас же отведет его обратно, пока косолапый не растерзал нас в клочья. У мальчика же никакого чувства ответственности! Я не желаю во цвете лет погибнуть смертью христианского мученика!

Павло встал на задние лапы и издал протяжный хриплый стон, который я воспринял как желание присоединиться к чаепитию — ведь на столе стояло столько разных деликатесов! Но домочадцы поняли это по-своему.

— О-ой! — взвыла Марго, как укушенная. — Он наступает!

— Джерри, осторожнее! — сказала мама.

— Ох, что я сделаю с этим мальчишкой! — возвестил Ларри.

— Если доживешь, — отозвался Лесли. — Да заткнись же ты, Марго, только хуже делаешь! Ты же провоцируешь эту паршивую тварь!

— Хочу орать и буду, — возмутилась Марго.

Семья была до такой степени объята страхом, что я рта не мог открыть, чтобы объясниться. Теперь я дерзнул — во-первых, сказал я, Павло не мой, а во-вторых, он ручной, как собачонка, и мухи не обидит.