ПТУшник

Да, его не должно быть здесь, но, голову не обманешь, когда имеется такое знакомое тактильное ощущение синтетической обивки под съехавшей простыней, сижу я именно на нем, даже нагнулся и нащупал в темноте среднюю ножку этого кресла. Ножка оказалась на месте, где и должна стоять по жизни. Да и само узкое кресло не может оказаться ничем другим, больше я таких узких кроватей в своей длинной жизни не помню.

Полуторки помню, несколько штук, самое такое неудобное спальное место для начала совместной жизни.

После этого я сразу же встал, убедился, что меня не шатает, дошел до двери на балкон мимо шкафа, отодвинул занавеску и выглянул на улицу.

Да, это тот самый вид, которым я любуюсь уже примерно с тысяча девятьсот семьдесят второго года, когда наша семья въехала в эту квартиру, правда, тогда под окном росла целая березовая роща, а за дорогой бродили толпами лоси.

Тьфу, какими толпами? Стадами они тут паслись, однажды кто-то из взрослых понавешал на деревья красных флажков и мы веселой гурьбой гоняли стадо лосей мимо этих флажков целый час.

Прямо, как бессмертные ситхи какие-то… Хорошо, что телят в стаде не оказалось, а умные животные снисходительно отнеслись к галдящей надоедливой мелкоте, только покачивали здоровенными рогами.

Когда-то наблюдал эту картину каждый день, теперь только тогда, когда приезжаю в гости к родителям, правда, давно уже у них не оставался спать.

Мы так с папкой хорошо выпили, что ли? Это немного объясняет происходящее, что я ничего не понимаю и вижу странные сны.

— Наверно, я у них заночевал, — решаю я, забыв на время про кресло из далекого прошлого и небритое лицо с тонкими руками.

Впрочем, зачем мне здесь спать, когда до моей квартиры пятнадцать минут пешком, дома любимый компьютер с новостями и танчиками, а я люблю ходить ногами, пусть и по ночному городу, да и с машины почти никогда не слезаю.

Как сел на первую в девяносто четвертом, так и не слезаю, поменяв их не одну сотню под своей задницей.

Но и перепить я тоже мог, много-то мне не требуется, не та конституция к алкоголю по жизни. Однако, ни привкуса во рту, ни знакомого чувства раскоординированности после выпивки не имеется, это я точно чувствую.

Значит, точно не пил ничего.

Две широкие полосы знакомой дороги перед глазами, занесенные снегом и только одна расчищенная колея от проехавшей, как я и думал, снегоуборочной машины.

Светят несколько фонарей и едва освещают саму дорогу желтым светом, от которого я тоже отвык. Теперь фонари светят белым, гораздо более ярким светом от диодов.

И тут я понимаю, что серьезно туплю сейчас, наверно, все-таки выпил лишнего или с головой все же есть проблемы.

Что и на балконе тоже густо лежит снег, а откуда он может лежать, когда родители уже лет пятнадцать как закрыли весь балкон пластиковыми окнами и панелями наглухо, снег теперь здесь не должен появляться даже теоретически.

Нет, балкон полностью открыт всем ветрам, и я понимаю, что-то здесь явно не то и не так обстоит.

Отсутствие щетины, тощие руки и грудь, старое кресло из прошлого, пропажа застекленного балкона, еще теперь я чувствую, что балконная дверь снизу очень неплотно прилегает к косяку, на босые ноги сифонит ледяным воздухом.

— Как это было раньше, — невольно вспоминаю я.

Теперь я уже не хочу и дальше задавать себе вопросы, на которые не получаю никаких ответов, сразу же шагаю из комнаты, попадаю в знакомый темный коридор. На ощупь нахожу тройной пакетник выключателя и нажимаю крайнюю клавишу, которая именно для ванной.

Распахиваю дверь ванной и щурюсь от яркого света спросонья.

Щурюсь и пораженно смотрю на свое отражение в зеркале, вместо выше средней степени упитанности фигуры и широкого лица я вижу где-то гораздо ниже своего прежнего роста перепуганное, смутно знакомое мне лицо тощего паренька с копной волос на голове.

Глаза постепенно привыкают к свету лампы над входом, и я понимаю, что это или такой странный сон или я вижу себя самого лет в четырнадцать-пятнадцать!

Щипаю себя за руку, потом включаю кран и умываюсь холодной водой, однако, лицо подростка продолжает смотреть на меня из зеркала и не пропадает никуда. Только теперь оно стало мокрым, поэтому я тянусь за полотенцем к вешалке.

Моя широкая рожа не возвращается ко мне вместе с телом, а про трицепс и бицепс грешно даже спрашивать, да и вешалка расположена как-то высоковато для меня.

— Это что же со мной случилось? — теперь такой ответ на вопрос меня очень интересует.

От потрясения я чувствую, что меня не держат ноги и сажусь на край ванны. Холодный край чугунной, неудобной ванны еще советского образца, зато, такой устойчивый край.

Как я превратился в подростка? Почему превратился и кому это понадобилось?

Как мне жить в новом старом теле? Где прежний хозяин этого тела?

Панические вопросы бьются в голове и мешают сосредоточиться.

Сначала я забыл в смятении о том, что видел раньше и решил, что вернулся в свое время щуплым подростком, помолодев и потеряв в росте и весе.