Когда мама возвращается домой с семинара, Мануэла сидит дома с коротко стриженными волосами лилового оттенка и горько плачет. «Я похожа на ведьму. Я никуда не могу так пойти». Чуть позже мама звонит мне: «Сначала я хотела сказать: „Вот видишь, я же тебе говорила“. Но я воздержалась, сделала глубокий вдох и обняла ее. Ей стало получше. Мы больше об этом не говорили, со временем краска вымылась, волосы немного отросли, и теперь она выглядит симпатичной и дерзкой».
Ненавистная учеба
Беате Шустер, мама четырнадцатилетней Свеньи, рассказывает о школьных достижениях своей дочери, о том, как та в первые годы все делала сама, почти не нуждалась в помощи, не говоря уже о контроле.
«Первые семь лет все шло хорошо. Семь тучных лет!» Она смеется, но по голосу слышно, что она озадачена. «Я держалась от школы подальше и была очень рада, что у нее все получалось. Я доверяла своей дочери. Она чувствовала себя очень уверенно, да, я знала, что все будет хорошо». Мама делает паузу, а потом говорит: «Иногда я слышала, как другие родители жалуются — на проблемы с уроками и все такое, и очень гордилась дочерью… И собой, конечно. Ты хорошо справляешься, думала я». Она останавливается. «А потом Свенья получила аттестацию за полугодие и захотела поговорить со мной. Сказала, чтобы я не беспокоилась, но по математике и латыни на этот раз все выглядит плохо. Я пошла в школу, чтобы поговорить с учителями. И тут как гром среди ясного неба: Свенья почти семь месяцев не делает домашнее задание. Ее знания, по словам учителя, можно сравнить со швейцарским сыром: „Одни дыры, одни пробелы. Огромные!“» Оказалось, что Свенья — мастер рассказывать истории. «Учитель посмотрел на меня: „Говорят, вы были очень больны, и Свенье пришлось о вас заботиться“». Она поспешно делает глоток кофе. «Я мчусь домой, хочу поговорить с дочерью, но та отказывается: „Ты же у нас все равно знаешь все лучше всех и вечно меня поучаешь!“ Я попыталась спасти то, что еще могло быть спасено!»
На предложение матери нанять репетитора Свенья не соглашается. «День аттестации стал для меня катастрофой. Я ей сказала, что люблю ее такой, какая она есть, но это было как-то механически…» Мать, кажется, в отчаянии. «А Свенья ушла в глухую оборону: „Почему тебя интересует только математика и латынь? По немецкому и испанскому у меня пятерки“.
Свенья, улыбаясь, заявляет: „Мам, ты же знаешь, я люблю крайности. Там, где я не могу быть лучшей, я буду худшей“. А я, глупая корова, — говорит мать, — еще позволяю себе вести с ней дискуссии. Я говорю: „Свенья, подумай об уроках“. А она: „Ничего не задали. Я уже в автобусе все сделала“. Или спрашиваю: „Свенья, тебе еще математику делать“. А она, так спокойно: „У меня нет к ней способностей“ или „Я ее не понимаю!“» Мать сердится: «А еще она занимается, сидя на полу в своей комнате, потому что стол завален какими-то газетами или книгами».
Ее нервы на пределе. «Я не выдерживаю. И так уже, бывает, на нее срываюсь. Тогда она запирается в комнате и страдает — жалкое зрелище!»
Когда другие родители слышат подобные истории, они начинают кивать в знак согласия: у них все происходит ровно так же.
— Спасибо, — говорит Беате, — мне полегче. Но как только я приду домой, все начнется сначала!
— Это точно, — соглашается с ней Криста Швагер. — Вот сейчас я поеду к себе и еще с улицы услышу, как гремят басы. Это Тобиас, мой сын, слушает музыку в своей комнате, лежа на кровати, или листает музыкальные журналы. Хотя мне он сказал, что будет заниматься. Но он ничего не делает! А когда я что-то ему говорю по этому поводу, он кладет руку мне на плечи: «Мамочка! Все будет хорошо! Вот увидишь!» Но я же знаю, какие у него оценки. Он ленивый, ужасно ленивый. Притом что очень умный. Как бы мне убедить его хотя бы полчаса поделать что-нибудь для школы? Полчаса! Не больше!
В ее голосе слышна мольба.
— Я ведь не так много прошу! Полчаса! — Она смотрит на меня. — Как мне дать ему понять, что школа важнее его проклятых рок-групп?
Ни одна тема не вызывает такого беспокойства среди родителей и подростков, как школа. Иногда у меня создается впечатление, что все в жизни вертится только вокруг нее: одни родители умывают руки, другие примеряют на себя роль надсмотрщиков и контролеров. На многих моих консультациях речь идет исключительно об успеваемости, а точнее о ее падении, угрозе остаться на второй год, о неряшливо сделанных или не сделанных вовсе домашних заданиях. Многие родители жалуются, как многострадальная тема школы отравляет атмосферу в доме, но при этом не видят, что тоже несут за это ответственность. По моим наблюдениям, обсуждение уроков настолько часто всплывает в некоторых семьях, что там больше ни о чем и не говорят. Четырнадцатилетний Стефан на днях сказал: «За завтраком речь идет о школе: „Слушай там все внимательно!“ В школе учителя, днем домашнее задание, за ужином отец проверяет оценки, а ночью мне снятся кошмары все о той же школе». Но ведь есть же еще жизнь и за ее пределами!