Публичное одиночество

Интервьюер:Последний нашумевший фильм про войну – «Бесславные ублюдки» Квентина Тарантино. Мне кажется, что ваш фильм «Утомленные солнцем – 2» на него чем-то похож…

Тарантино – замечательный, талантливый провокатор, я его люблю. Но его взгляд на войну совсем другой, как у человека, в стране которого войны не было. Все было – и гробы приходили, и другие несчастья были. Но это война совсем другого качества: никто не спит в твоей кровати, никто не ест твою еду, никто не требует, чтобы ему чистили сапоги. Для него эта война – претекст, прецедент для разговора, он точно так же мог бы снять про англо-бурскую войну, про войну во Вьетнаме. Там нет его отношения к войне, есть веселое построение, странное, тарантиновское. Но у него нет генетической памяти, а у нас есть. Картина «Пять вечеров» кончается фразой: «Лишь бы не было войны». И это была самая популярная фраза в 1950–1960-х годах. Потом над ней смеяться стали, Галич пел: «Лишь бы не было войны». Но тогда действительно был страх, все руководство страны сосуществовало с народом, потому что все прошли войну, пока не пришло новое поколение. Это очень важное трагическое объединяющее начало.

Об одном остается жалеть: чтобы объединиться, нам нужно залезть в такое кровавое говно и потом из него вылезать. (II, 62)

ТАРКОВСКИЙ

(2009)

Интервьюер:Скажите, как Вы относитесь к лентам Тарковского и что об этом режиссере думаете?

Конечно же, я считаю его великим режиссером… Какие-то его фильмы можно любить больше, какие-то – меньше, но, скажем, «Зеркало» и «Андрей Рублев» – это золотой фонд…

«Рублев» вообще картина великая! (I, 137)

(2012)

Вопрос:

Недавно прошел юбилей Андрея Тарковского. Расскажите, каким запомнили его Вы? Какие его фильмы Вам нравятся?

Вы понимаете, наверное, я один из немногих сегодня режиссеров, для которых Тарковский совсем как бы и не Тарковский. Он у нас жил, я был мальчишкой, он писал с моим братом «Иваново детство», я бегал им за водкой, стоял «на атасе», мечтал попасть к ним вечером, когда они собирались в комнате и о чем-то говорили. Меня не всегда пускали, когда пускали – это было счастьем… Поэтому для меня Андрей был другом моего брата и, следовательно, членом нашей семьи, и я не воспринимал его как режиссера. А он меня вообще никак не воспринимал. И когда я (уже будучи в армии) посмотрел в отдаленном каком-то захолустье, где-то на Камчатке, в клубе каком-то, на простыне… «Андрея Рублева», то я вдруг понял величие этой картины. Я оттуда, ночью (там-то ночь была, а в Москве – утро) позвонил, разыскал Тарковского и сказал ему, что я никогда ничего подобного не видел. И для меня это было действительным откровением: совпал тот Андрюша Тарковский с этим Андреем Тарковским, который снял «Андрея Рублева».

Меня очень тронуло, когда он на меня обратил внимание после «Пяти вечеров». На худсовете он вдруг сказал потрясающие слова про картину (не буду их повторять дословно), смысл которых был: «Правильной дорогой идешь…»

С Андреем у нас было много всяких замечательных историй, там рядом был Вадим Иванович Юсов, мой брат, Гурченко, Урбанский – много-много разного люда там, бывало, крутилось. Мое это существование там, рядом, внутренне (как я потом понял) мне очень много давало.