Публичное одиночество

Интервьюер:Всегда казалось, что, начиная снимать того или иного актера, Вы проникаетесь к нему стойкими симпатиями, что гарантирует ему роли в ваших следующих работах. Ингеборга Дапкунайте считалась вашей явной любимицей. Почему Вы решили заменить актрису?

Существует большая разница между симпатиями и принципом. Есть вещи, которые совмещать нельзя, невозможно. Глубоко убежден, что невозможно сниматься в нашей картине и участвовать в ток-шоу типа «Большой Брат», «Дом – 2» или «За стеклом». Понимаю, что это определенный жанр, и в принципе ничего против него не имею. Но для себя давно решил, что с людьми, которые участвуют в формировании этого жанра, не могу пересекаться в работе. Не потому, что считаю это ниже своего достоинства, – проблема в разнице представлений о жизни.

Говорил Ингеборге, что мне бы не хотелось, чтобы она принимала участие в «Большом Брате». Но она сказала, что исправить уже ничего нельзя: во-первых, процесс запущен, во-вторых, речь шла о серьезных деньгах. Понимаю и не осуждаю. Но ведь жизнь – хитрая штука. Всегда приходится что-то выбирать, а чем-то жертвовать.

Уверен, что и в отношении собственных детей поступил бы так же. (II, 61)

ДАЧА

(1988)

Интервьюер:Ваша дача, мне кажется, много значит для Вас?

Да, это то, что называется малой родиной.

Когда мои дети были маленькие, я повел их вниз от нашей дачи, в поле, и там за рекой, на другом берегу, за церковью садилось солнце. И я просто, без всякой патетики сказал: «Вот, ребятки, это ваша родина». И после этого почти каждый вечер, пока мы жили там до переезда в город, они просили меня, чтобы мы пошли посмотреть на родину.

Сейчас, правда, грядет катастрофа для этих мест.

С одной стороны, там дипломатический пляж; это неплохо, потому что дипломаты, позавтракав и пообедав в воскресные дни, хотя бы все собирают и выбрасывают. А потом туда приходят детишки из окрестных поселков. Они все это вываливают и ищут красивые коробки, банки, и все это в безобразном виде оставляют.

Это наводит на мысль, что у них ощущение понятия родины или утеряно, или отсутствует. Потому что родина – все, что тебя окружает, и осознание своей собственной ответственности за все это.

С другой стороны, в лесу поставлен многокилометровый забор, где собирается, по-моему, Совет Министров строить бесконечное число дач, хотя место заповедное.

Каждое место рассчитано на определенное количество живых душ, которые в нем могут существовать. И как только вырубят этот лес, поставят определенное количество домов, с определенным количеством людей, которых это место не может принять в таком количестве, наступит катастрофа. (II, 17)

(2000)

Я живу только за городом – на даче.

Езжу на велосипеде по сорок километров по пересеченной местности. Когда не получается утром побегать или на лыжах пройтись, выбираюсь вечером играть в теннис.

Интервьюер:Почему Вы живете только за городом? Не хотите дышать городским воздухом или так любите Николину Гору?

Я там живу почти с рождения, с пяти лет.

Но учились-то Вы в Москве?

Я начал учиться в деревенской школе, а потом перешел в городскую.

В любое время суток – ночью, на рассвете, когда угодно, прямо с самолета еду на Николину Гору. Хотя бы три часа поспать, но поспать там… (II, 33)

ХХ ВЕК (1994)

Кончается век двадцатый…

Для человека рубежи столетий всегда были окрашены мистическим смыслом, чувством страха и надежды одновременно, эсхатологическими настроениями и безудержным, почти детским оптимизмом. Впрочем, ни конец света, ни рай на земле так и не наступали, и история катилась по своей, ей одной ведомой колее…

Как радостно ожидался нынешний двадцатый век. Вера в торжество прогресса, подкрепленная успехами наук естественных (шутка ли, электричество завоевывает мир и уже грядет энергия атомная) и гуманитарных (ура, наконец-то Маркс все нам объяснил), упование на возникающую новую технократическую цивилизацию…

С грустью оглядываясь назад, видишь, во что это ожидание атомно-электрического счастья обернулось в истории. Двумя опустошительными мировыми войнами и бесчисленным количеством других войн, больших и малых. Крушением империй, в том числе и новых, построенных вроде бы на научных принципах, но на деле возведших геноцид своих собственных народов, в первую очередь русского, в основу государственной политики. Атомными взрывами в Хиросиме и Нагасаки. Электрическим стулом вместо гильотины. Трагедией Чернобыля…