Пуд соли на сердечную рану

– А ты чего так кипятишься? Кстати, насколько я знаю, тебя поднимала одна мать. Кто был твой отец?

– Вот и поговорили! Молодец! Да, Павел Петрович мой отец, я его прибил, а потом сынка его, своего друга, и остался единственным наследником… Все! Осталось только доказать, что я – единственный наследник!

– Да я шучу, – засмеялся Анатолий. И посмотрел на Глафиру: – А у вас есть отец?

– Я так понимаю, что ваши тяжелые будни уже начались? Допрос свидетелей? Что ж, разочарую вас или обрадую… Вообще-то я знаю своих родителей. Но… В жизни ведь всякое бывает, и я не в курсе тайн отца и матери. Как там говорится про скелеты в шкафу? Так что и я, и Матвей могли устроить здесь резню… Только вот что делать с тем маленьким фактом, что и во время первого убийства, и во время второго нас не было на месте преступления?

– А где вы были? – прищурил глаза Анатолий.

– Мы были вместе! – огрызнулась Глафира, которой Анатолий нравился все меньше и меньше.

– Ну, так это – удобная договоренность обеспечить друг другу алиби, – продолжал улыбаться Анатолий.

– Только в первом случае – я имею в виду, когда убивали Павла Петровича, – с нами были Антонина, отдыхающая санатория, бармен местного кафе и еще десяток человек, включая работников местной больницы, посетителей кафе и так далее, – вступился Матвей, тоже улыбаясь.

– Ого! В ход пошла тяжелая артиллерия! Здесь явно плохой климат, вы очень нервозны и очень напряжены… Так не пойдет, вы совсем не лечите нервишки. Да шучу я! Но все проверю… так, на всякий случай.

– А сейчас мы пойдем завтракать! – объявил Матвей.

Глафира сразу же поняла – для того, чтобы выпроводить надоедливого следователя. Не мог же тот остаться один в чужом номере. Так как они все же были еще не арестованы, то следователь покинул их номер все под какие-то глупые шутки и ухмылки, и влюбленные облегченно вздохнули.

– Идиот! – выругался Матвей.

– Только не говори, что ты сам вызвал его!

– Сам.

– Ничего себе – друг!

– Он был неплохим парнем, мы служили вместе, по телефону иногда переговаривались, но я и не думал, что у него такая идиотская манера вести следствие. Я давно с ним не общался, а профессия все же накладывает отпечаток на личность. Да пусть проверяет! Мы же знаем, что наша совесть чиста.

Глаша кивнула.

– Ты серьезно думаешь, что мы подозреваемые?

– А как же! Эти его хитрые «шутка, шутка»… Мы с тобой две половозрелые особи, вполне годящиеся для того, чтобы перемочить всех стариков в санатории, будь он неладен.

– Это же ужасно!

– Не переживай. С рвением Анатолия у него под подозрением может оказаться не то что весь санаторий, но и жители поселка, и даже Москвы в придачу, – успокоил ее Матвей.

В дверь постучали.

– Вернулся… – прошептала Глаша. – Наверняка проследил, что мы никуда не пошли, и решил нас пытать…

– Успокойся ты! Еще скажи, что он ходил за щипцами для удаления зубов, – буркнул Матвей и отворил дверь.

Они удивились, так как увидели не Анатолия, конечно, а горничную, лицезрение которой здесь было большой редкостью.

– Извините… – Женщина выглядела весьма-весьма сконфуженной.

– Да?

– Антонина Ивановна из тридцать девятого номера просила вас зайти к ней.

– Спасибо, мы обязательно ее посетим, – закрыл дверь Матвей и обернулся к Глаше: – Бедняжка со сломанной ногой в инвалидном кресле не может что-нибудь сделать, наверняка ей нужна помощь.

– Так чего же мы ждем? Идем! – тут же отозвалась Глафира.

Тоша, чье полное имя, как оказалось, было Антонина Ивановна, встретила их в весьма удручающем состоянии. Она действительно сидела в инвалидном кресле и выглядела лет на десять старше, чем в момент их «героического» похода в кафе. И дело было не в излишней бледности или отсутствии косметики, а в совершенно потухшем взгляде и унылом выражении лица. У Глафиры от жалости даже сердце сжалось. А Тоша, словно услышав ее мысли, тут же сказала:

– Только не подумайте, что я так сильно убиваюсь по этому старому развратнику. У меня свои печали. Небось не завтракали еще? Да и я не поехала на своей колымаге. Зато кое-что приготовила. Прошу в комнату.

Ее номер – обычный, не люкс – выглядел почти так же: все обшарпанное и древнее. А отличался еще более ветхой мебелью и значительно меньшими размерами. Но сейчас Матвей и Глаша весьма обрадовались бутылочке коньяка на столе, бутербродам с копченой колбасой и сыром, оливкам в банке и нарезанным овощам.

– Чем богаты… – прокомментировала хозяйка, которая явно с нетерпением ждала их.

– А мы вот нерадивые гости, с пустыми руками, – смутился Матвей.

– Ничего страшного, вас же я пригласила! А ты, Матвей, купил дорогую коляску на время моих ограниченных возможностей. Я и не ожидала, спасибо.

– Не за что… Но вот есть хочется!

– Неудивительно в таком-то скудном на еду месте. Угощайтесь!

– С превеликим удовольствием!

И они все втроем набросились на бутерброды, энергично работая челюстями и с аппетитом поглощая еду.

Матвей разлил коньяк, и они молча выпили.

– Вы поможете мне? – наконец спросила Антонина.

– В чем? Сделаем все, что в наших силах.

– Спасите мою дочь! – воскликнула Тоша и расплакалась.

– Какую дочь? – уточнил Матвей.