Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь

Потом, выглянув в окно, я увидела, как женщина вышла из здания суда, к ней подбежала огненно-рыжая толстуха, обняла за плечи и повела к машине, за рулем которой сидел смуглый молодой человек. Он выскочил, суетливо распахнул перед ней дверцу и сказал несколько, очевидно ободряющих, слов. Она взъерошила его волосы и посмотрела куда-то мимо – поверх голов, поверх деревьев, туда, где теплый летний ветер полоскал в небе кроны посаженных в ряд высоких тополей.

Я подумала, что ее руки, ресницы, волосы и даже тоненькие «шпильки» туфель рассказали мне больше, чем могла бы поведать она сама…

* * *

– Куда поедем отмечать событие? – спросила Ада, плюхнувшись на сиденье. – В «Сорок четыре»? В «Корону»? В «Нобель»?

– Предлагаю – в «Омнибус»! – Молодой человек повернул ключ зажигания и вопросительно посмотрел на обеих женщин.

– Ларушка, помолчи, когда говорят взрослые! – фыркнула на него Ада. – Итак?

– Давай и правда в «Омнибус»… – Анне-Марии хотелось подбодрить сына подруги. – Я там сто лет не была…

Ларион обрадованно кивнул и нажал на газ. Машина выехала с площадки перед зданием суда.

– Ну, вот и все, подруга! – Ада вынула сигарету, щелкнула зажигалкой. – Теперь ты свободна, как птица…

Анна-Мария поймала на себе в зеркальце настороженный взгляд Ларика и ответила на него легкой полуулыбкой.

– Да… Наверное, все к лучшему…

– Конечно! – Ада выпустила дым в решетку кондиционера. – Влад для тебя слишком мелок. И как ты жила с ним столько лет?

Вопрос был риторическим. Но Анна-Мария задумалась – и правда, как? И… зачем? И можно ли было назвать любовью то, что происходило с ней все эти годы? И что такое вообще – любовь? Когда люди читают одни и те же книги, приходят в умиление от одной и той же мелодии, помнят и любят те же самые эпизоды из фильмов Феллини, предпочитают театр – бильярду, а трезвость – опьянению?.. И все это – не сговариваясь? «Ложь, ложь… – Анна-Мария бросила быстрый взгляд за окно: авто стояло в пробке на мосту, и Ларик снова смотрел на нее в зеркальце встревоженным взглядом, – мне всегда казалось, что каждый человек – неповторим, как узор эпителия на пальцах. Почему же с таким диким эгоизмом нам хочется верить в эту схожесть?» Она вдруг явственно вспомнила, как муж (теперь уже бывший) старательно читал любимого ею Фолкнера. Слишком старательно. А потом в шутку называл ее «снобкой»…

Поток машин медленно двинулся в сторону центра. «Омнибус» находился на территории стадиона, который теперь превратился в огромный торговый центр. Днем стоянка перед рестораном была полупустой, и Ларик затормозил прямо у входа. Красная «голливудская» дорожка вела наверх. Ларик увязался было за ними, но Ада резко одернула его:

– А ты куда? Нам поговорить нужно. Можешь уезжать. Мы вызовем машину!

– Спасибо, Ларик! – смягчила ее суровый тон Анна-Мария. – У тебя, наверное, много своих дел?

– Да какие у него дела? – вспылила Ада. – Вместо учебы бог знает что в голове! Давай, дуй домой!

Ларик передернул плечами, но не возразил, а, махнув рукой, направился к машине.

Женщины зашли в ресторан. На них сразу же дохнуло прохладой.

– А помнишь, подруга, как мы за десятку однажды и наелись, и напились, и натанцевались до упаду?.. – мечтательно произнесла Ада, усаживаясь за круглый мраморный столик. – А теперь здесь разве что минералки можно выпить за эту цену…

Они заказали суши, шардоне и легкий салат. Ресторан был почти пуст. В дальнем углу сидели двое мужчин, у которых попеременно звонили мобильные телефоны. У барной стойки работал телевизор. Шла программа, закупленная несколькими центральными каналами. Восходящая звезда скандального телешоу – молодой актер в оборванной футболке «от кутюр», обнажающей гору накачанных мускулов, – перемежая речь словами ненормативной лексики, представлял семейные пары, желающие перетряхнуть на публике свое грязное белье. На этот раз речь в ток-шоу шла об изменах. Муж и жена (Анна-Мария подозревала, что это были не очень удачливые артисты провинциального театра) обвиняли друг друга во всех смертных грехах. Публика в зале – в основном юные поборницы справедливости и пожилые матроны – активно участвовала в процессе выяснения правды. Анна-Мария поморщилась: быт, самый низменный и неинтересный, захлестывал все вокруг. И даже эти две мужские спины напротив – напряженные, как на поле боя – вызывали отвращение…

Официантка принесла две бутылки шардоне – она узнала Анну-Марию, и ей хотелось блеснуть знаниями, недавно полученными в школе сомелье.