Она слышала, как ругается Хозяин, как кто-то с противным чужим запахом долбит дверь. Она поняла, что сделала что-то ужасное и жалобно повизгивала, переминаясь с ноги на ногу, в ожидании наказания. Он ввалился и страшно вращая глазами закричал: «Ах ты, сука!» Это совсем не показалось ей обидным. Ведь она действительно была сукой – рыжей сукой с лисьей мордой и большими печальными глазами.
Он вывел ее гулять, и она заметалась по двору, делая вид, что у нее есть свои, сучьи, дела. Он свистнул. Но из подворотни доносился такой любопытный запах… А может быть, она просто сделала вид, что не слышит – хотела испугать его.
На следующий день он принес ей подарок – поводок и ошейник. И она впервые ощутила, как это приятно, когда тебя боятся потерять. Но если бы она умела говорить, то сказала бы: «Ты – глупый. Ошейник – это всего лишь символ твоей уверенности в себе. Если тебе так спокойнее – я буду считать его лучшей игрушкой в мире. Но он ничего не прибавит и не убавит в моем отношении к тебе…»
Но вот беда: ей было очень трудно научиться идти «рядом». Она то забегала вперед, то плелась сзади, то перебегала на противоположную сторону, опутывая его ноги коротким поводком. Это было просто наказание! Когда поводка не было, она так уверенно шла с ним шаг в шаг… Теперь он злился, дергал кожаный шнур, и ошейник больно врезался в горло. Ему было неприятно, что она не умеет правильно вести себя, как подобает собакам благородных кровей. В ее глазах засветился вначале страх быть хуже других, а потом и тяжелая собачья тоска. Она больше не смешила его по вечерам, хвост ее обвис и не скручивался веселым бубликом. Ей вдруг снова захотелось ночевать на ящиках между ларьками: там было ее настоящее место. А собакам очень важно знать свое место – собственное, нагретое и помеченное своим запахом. Конечно, такое у нее вроде бы было – у его ног на постели, но он все чаще и чаще во сне сталкивал ее на пол…
Она умела быть терпеливой, как, впрочем, умеют быть терпеливыми все собаки, независимо от породы. Слово Хозяина было для нее единственной и непреложной истиной, а безоговорочная любовь к нему – единственным условием, при котором собачья жизнь становится весомой и приобретает смысл. У людей, очевидно, все было иначе. Но до Хозяина она никогда не сталкивалась с этим загадочным племенем двуногих.
Когда его не было, она пыталась дотянуться до ошейника, висевшего на гвозде, и изгрызть его в клочья. Однажды ей это удалось. Увидев на полу куски испорченной вещи, он больно ударил ее по кончикам ушей скрученным в трубочку журналом. И тогда она увидела спасительный проем плохо закрытой им двери – оттуда доносился слабый знакомый запах улицы. Закрыв глаза от ужаса, она тихо попятилась и выскочила туда, откуда пришла… Она спускалась, медленно-медленно переставляя ноги, и ждала, что он все-таки свиснет…
Потом она сделала вид, что ей хорошо. Она бродила вокруг знакомого двора несколько дней, скрываясь в подворотне, и наблюдала, как утром он выходит на работу, а вечером возвращается домой. Ей даже не хотелось есть. Она просто наблюдала. Несколько раз он выходил во двор и беспомощно оглядывался по сторонам. Но его попытки найти ее казались совсем неубедительными… А может быть, в ней просто заиграла гордая голубая кровь предка-добермана. Она наблюдала за ним издали, потому что уже не могла не видеть и не думать о Хозяине. Ей казалось, что она теперь должна надежнее оберегать его. Тем более что он всегда возвращался поздно. А она умела чувствовать опасность на расстоянии.
Однажды она почувствовала ее!
Хозяин шел, покачиваясь и ступая прямо в лужи. Он не чувствовал, что за ним идут трое – от них исходила тревога. Она угрожающе поднялась на лапы. Она не дала им подойти ближе, а преградила путь и впервые яростно зарычала. Они остановились. Этой заминки было достаточно, чтобы Хозяин оторвался от преследователей (которых, впрочем, так и не заметил)… Потом она почувствовал резкий удар в бок и, не удержавшись на ногах, полетела в проем арки. Она успела заметить, что Хозяин уже далеко и что эти трое больше не преследуют его. Она ударилась всем телом о холодную стену дома и впервые не вскочила сразу же на все четыре лапы…