Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь

– Знаешь, мне еще никогда не было так хорошо, так спокойно, – задумчиво сказала Анна-Мария. – Идем, идем я ужасно проголодалась! Бабуля сегодня напекла пирожков.

Они вышли в коридор, держась за руки, и яркий свет ослепил обоих: коридор заканчивался просторным залом. В нем не было ни окон, ни светильников – свет существовал здесь как будто сам по себе. За большим круглым столом уже хлопотала бабушка. Мама, Калиостро с Альфонсино сидели за тщательно сервированным столом. Вокруг него весело кружила рыжая дворняга с узкой лисьей мордой. Она смешно поднималась на задние лапы и, балансируя на них, как заправский канатоходец, то и дело выпрашивала со стола кусочки горячих пирожков с печенкой и повидлом.

– А вот и они! – обрадовалась бабушка. – Садитесь, дети, все горячее!

Она подняла крышку супницы, и по всему залу поплыл запах рисового супа…

Анна-Мария чувствовала, что легкое тепло, от которого даже покалывало в кончиках пальцев, не проходит, что оно переполняет ее и рвется наружу то потоком горячих слез, то безудержным смехом. Калиостро все время подшучивал над бабушкой, та забавно отмахивалась от него, успевая при этом подложить каждому на тарелку то кусочек пирога, то соленый огурчик; мама переговаривалась с Лариком, пытаясь выведать у него всю подноготную. Анна-Мария чувствовала себя засватанной невестой, и это ужасно ее смущало. Ларик не сводил с нее влюбленных глаз. Собака Белка то и дело умудрялась выхватить из ее опущенной руки что-нибудь вкусненькое и оглашала зал веселым заливистым лаем. А впереди ее ждал чудесный вечер с долгими-долгими расспросами старика Калиостро, с бабушкиным поцелуем на ночь, с коротким перекуром на кухне с мамой, с мытьем посуды, с обычной домашней суетой в конце трудного дня, с Лариком… Счастье стояло над ее головой, как огромный сияющий шар, и она боялась шевельнуться, чтобы невзначай не задеть, не разрушить его.

Свет в зале постепенно тускнел, становился гуще, разговоры и смех – глуше. Даже собака притихла и уже спокойно лежала у ее ног. Анна-Мария заметила, что все сидящие за столом как-то в одно мгновение словно потухли и избегают встретиться с ней взглядом. Повисла пауза, и сердце Анны-Марии тревожно забилось.

– Тебе пора… – наконец сказала бабушка. Она подошла к Анне-Марии и поцеловала ее в склоненную макушку. – А мы пошли мыть посуду!

– Я помою сама! – начала было Анна-Мария и осеклась на полуслове.

Бабушка помогла подняться старику Калиостро, мама собрала со стола тарелки.

– Зайдешь, попрощаемся, – сказала она, стоя в дверях.

– Идем-идем – пусть дети поговорят, – поторопила ее бабушка, выразительно взглянув на помрачневшее лицо Ларика.

Они остались одни в полутемном зале. Ларик напряженно молчал. Анна-Мария поняла, что сейчас произойдет что-то ужасное.

– Теперь ты должна уйти, – наконец произнес Ларик.

– Ты с ума сошел! Мне так хорошо здесь, с вами! Что ты такое говоришь?!

– Ты должна уйти, – настойчиво повторил он. И Анна-Мария поняла, что он не шутит.

– Почему? – еле выдавила она из себя.

– Потому что… здесь никто не может остаться по собственному желанию.

– А как же ты?!

– Сегодня я понял, что был не прав. Совсем не прав. Я понял это там, в комнате, когда целовал тебя…

– Но…

– Я очень тебя прошу – уходи! Сейчас я стану лицом к стене, а когда обернусь – умоляю! – сделай так, чтобы тебя здесь не было! – почти кричал он. – Я всегда буду любить тебя. Уходи!!!

Анна-Мария попятилась к выходу. У нее еще была надежда. Она свернула за угол и пошла на звук льющейся воды. Мама и бабушка, тихо переговариваясь, мыли посуду. Увидев Анну-Марию, обе, как по команде, повернулись к ней.

– Ты еще здесь? – строго спросила мама. – Уходи!

– Уходи, лапушка!

– Но, бабуля, почему?

– Не спрашивай ни о чем, мы все равно не сможем ответить ничего вразумительного. Просто уходи – и все.

Это слово звучало у нее в ушах как приговор. Анна-Мария вышла и побежала по коридору, пытаясь вспомнить, где находится комната Калиостро. Старик даже не пустил ее на порог! Он стоял в проеме двери – спокойный и серьезный, как никогда.

– Ты тоже хочешь сказать мне это слово? – опередила его Анна-Мария. – Но объясни мне хоть ты – почему? Мне здесь так хорошо, так тепло, так уютно… Почему вы гоните меня? Куда? За что? Ты помнишь, противный старикан, как однажды уже выгнал меня! Помнишь?! Я так любила тебя…

Лицо его дрогнуло. Но он смог совладать с собой и произнес охрипшим голосом:

– У-хо-ди…

Звук захлопнувшейся двери отдался во всем теле такой болью, что Анна-Мария едва устояла на ногах. Ей ничего не оставалось, как медленно побрести прочь, туда, где коридор сужался и переходил в крутую лестницу, ведущую наверх. Холод и страх охватили ее. А вместе с ними пришла и совершенно авантюрная идея: комнат по бокам коридора было много. Что, если забиться в одну из них и спрятаться там, переждать, пока непонятный гнев этих, таких родных ей людей пройдет. А потом выйти к ним, как выходят на палубу отчалившего корабля безбилетные пассажиры!

Анна-Мария улыбнулась и осторожно толкнула рукой двери ближайшей комнаты…