Пуговицы

На нее надо дышать, как на стекло! Подышать, протереть велюровым лоскутком и положить в карман. Как очки. Или камень в… двенадцать каратов. Или…

Или говорить все прямо и жестко, так, как есть. Так, как он решил.

Без обиняков. Прямо.

Он залпом выпил вино, вытер салфеткой рот, чтобы он не казался влажным и оттого — безвольным, и накрыл рукой ее сомкнутые на коленях ладони.

— Послушай меня, Энжи… Мы знаем друг друга больше пяти лет. Я дал тебе работу, которую ты никогда без меня не получила бы. Я действительно хотел, чтобы ты стала независимой. Теперь ты независима. И можешь быть свободной. Жить, как хочешь.

Она посмотрела на него с удивлением, устало и невнимательно.

— У меня сегодня был не лучший день, — сказала она. — Наверное, я плохо тебя понимаю. Или не понимаю совсем. Извини.

— Да, думаю, не понимаешь. Хотя меня это не удивляет. Но, честно говоря, раздражает. Ведь… — Он махнул в воздухе рукой, мол, говорить так говорить, и добавил: — Ведь это обидно. Любить женщину, которая этого совсем не замечает!

Она опустила голову.

Ее руки начали расправлять салфетку, сметать со стола невидимые крошки, сворачивать и разворачивать край накрахмаленной скатерти.

Он с тревогой следил за этими движениями и со страхом ожидал ее первых слов.

Наконец она произнесла:

— Хочешь, я верну тебе все деньги?

Если бы у него во рту была еда, он подавился бы!

Какой замечательный выход — «верну деньги»!

И ни слова о том, что он сейчас решился сказать.

— Речь не о деньгах! — нахмурился он. — Ты очень умна, Энжи. Ты умнее, чем кто-то может подумать, глядя в твои беззащитные глаза. Не избегай истины. Я сказал, что люблю тебя. И, умоляю, не делай вид, что не понимаешь меня. Ты не могла этого не знать! Но если не знала — узнай сейчас и что-то реши.

— Решить? Что я должна решить?

— Расстанься с Маклейном. И выходи за меня. Мы больше подходим друг другу. У нас общее дело. Общие интересы. Я давно думаю об этом. Я уверен, это будет правильно.

Она рассмеялась.

Она просто-таки разразилась смехом, страшнее которого для него мог быть только взрыв где-нибудь поблизости, как это произошло здесь в сентябре 2001-го.

— Ты серьезно? — услышал он сквозь смех.

У него еще был шанс расхохотаться в унисон и свести все к небрежной шутке, приправив ее парочкой комплиментов, сослаться на выпитое, перевести разговор в другое русло.

На мгновение он засомневался, не сделать ли именно так.

Но это было лишь мгновение.

Она не могла разрушить планы, которые он вынашивал последние два года.

Поэтому продолжал жестко и лихорадочно:

— Я все решил, Энжи. Тебе стоит только кивнуть — и я все сделаю сам. Тебе не придется вести разговоры или собирать вещи. Я дам тебе гораздо больше, чем ты имеешь. К тому же мне кажется, что ты не любишь Джоша. Ты не приспособлена к такой жизни. У тебя другое предназначение. Ты даже не представляешь, на что способна! Это знаю я. Просто поверь мне. А доказательства я приведу позже. Когда мы будем вместе.

Она медленно поднялась из-за стола:

— Если я тебе ничего не должна, Збышек, думаю, я могу идти? У меня завтра утром самолет. Я устала и хочу лечь.

Его поразило ее нежелание даже обсудить предложение.

Никакого интереса.

Удивления.

Возмущения.

Всего того, что могло привести к бурным эмоциям и, наконец, к выяснению отношений. Просто так развернуться и уйти! Странная женщина. Действительно — странная…

И тем более привлекательная.

Ему не нужно ничего обычного! Поэтому Збышек Залески решил идти до конца.

Властно взял ее за запястье, потянул вниз:

— Сядь! У меня еще есть что сказать тебе, Энжи Маклейн!

Она присела на край стула.

— Дело серьезное. Поэтому буду откровенен…

Он не решался взглянуть ей в глаза.

Но заставил себя смотреть прямо.

— Я слушаю, — холодно сказала она.

— Я не продавал твои гобелены на аукционах!

Как в воду нырнул.

И она, эта вода, оказалась ледяной или — такой горячей, что он не почувствовал разницы между холодным и адским.

Она взглянула на него и выпрямила руки на столе, как школьница. Ничего не спросила, но смотрела требовательно и внимательно.

Он вынырнул и снова набрал полную грудь воздуха.

— Да. Все гораздо сложнее. И может еще усугубиться, если ты сейчас неверно меня поймешь. Поэтому будь внимательна…

Он перевел дыхание и продолжал говорить:

— Итак, я их не продавал! То есть — не продавал именно твоих работ. Я продавал оригиналы! То, что ты за них получила, — десятая доля того, что мы получили вместе!

— Не понимаю… — сказала она.

— Конечно, как ты можешь понимать? — улыбнулся он. — Тебе и не нужно ничего понимать, Энжи. Об этом позаботился я. Наши заказчики — люди, которых я, конечно, тебе не назову. Но они платят. И хотят платить еще. У нас впереди — куча совместной работы.

— Ты хочешь сказать, что украл для них оригиналы работ? — вскрикнула она слишком громко, и он вынужден был осмотреться, нет ли поблизости лишних ушей.

— Тихо!

— Я тебе не верю.

— А откуда ты знаешь, кому верить, а кому — нет? — улыбнулся он.

Она ухватилась за виски, потерла их — за ними начиналась та пульсация, которой она так боялась.

— Я пойду в полицию, — наконец тихо сказала она.