Пуговицы

Самым страшным было то, что там, в «зеленке» остались наши. И если за ними по следу пойдут «сепары», равными ли будут силы, если придется принять бой.

Через полчаса мы зашли за каменные глыбы блокпоста и были среди своих. Санитары сняли раненых.

Танк крутнулся, вздымая красную пыль.

Мы погнали назад.

Степаныч молча смотрел на дорогу, Хмурый наводчик с веселой руганью перезаряжал снаряды, я гнал, мысленно высчитывая то место, где остались ребята.

Слава Богу, мы успели первыми.

Забрали всех.

А уже потом, когда нам вслед загрохотали их БТРы, мы проскочили, прикрытые ответным огнем с нашей стороны.

— Ну, Феллини, это твое лучшее кино! — сказал Степаныч, кстати, физик по образованию и завзятый киноман.

Кино…

Что ж, возможно, это действительно было кино, которое небесные силы снимали чтобы взбодрить тихое течение своей безоблачной жизни. И красные дорожки выстилались по капле — пока не стали сплошным кровавым полотном, чтобы мы поняли цену всего, о чем думали в мирное время, что воспринимали на уровне истории о своих предках, или еще дальше — историю Иисуса Христа, в которой прописано все.

Предательство.

Смерть.

Воскресение.

Слава.

Любовь.

Те простые истины, о которых когда-то — в другом измерении и в другой жизни — говорила «Царевна-лягушка», Лика.

«…О них редко говорят, а если и говорят, то, как правило, иронизируют. Или они кажутся слишком банальными. Но они — есть! Попробуй произнести их вслух — и почувствуешь, как навернутся слезы: надо любить своих друзей, защищать родину, уважать стариков, не унижать тех, кто слабее тебя, не врать, ничего не бояться и ничего не просить…».

Теперь эти истины приблизились ко всем нам вплотную, и у меня действительно ад в горле.

Никогда не думал о таких пафосных вещах, как патриотизм или любовь к родине.

Все это было на страницах книг или в стихах плохих поэтов.

Майдан и война изменили нас в корне. Бог открыл свою длань — и мы увидели на ней себя — так четко и так ясно, как не увидели бы никогда. Лучшие стали лучше, худшие — хуже. Часто мне не дает покоя мысль: можно ли было поступить как-то иначе? Ведь многие думают и будут думать потом: если бы не было того жестокого противостояния, все как-то обошлось бы, уладилось бы. Без жертв, без крови, без войны…

Но — как?!

Мы бы до сих пор стояли на том пятачке! Пели, провозглашали лозунги и… ждали, пока страну окончательно сдадут в вечное пользование другому государству. Итак, все было сделано верно. И жертвы не напрасны. Мы заставили Бога разомкнуть длань и взглянуть на мир пристально и внимательно. И посмотреть на себя — не в темноте, а — на свету…

Все, что происходило вокруг, казалось мне Пасхальным откровением.

Мы все, без исключения, жили и теряли жизни — на страницах Библии.

Перед нами открылось значение всего, что мы считали несущественным, далеким от нашего быта и ежедневной борьбы за хлеб насущный и свое место под солнцем.

По- новому мы смотрели на себя и своих друзей.

По- новому для нас открылся смысл бытия, жизни и смерти. Всего того, чего мы никогда не узнали бы, живя так, как жили.

Оказалось, что судьба человеческая — праведников и предателей — давно прописана в Библии.

Но больше всего я думал о поступке Агасфера — простого ремесленника, который не дал Иисусу присесть возле своей двери. А потом земля горела у него под ногами всю жизнь.

И не было ему убежища ни у родной матери, ни на чужбине…

Но откуда взялись все те люди, которые добровольно или неосознанно взяли на себя эту роль сейчас?

Они «били в спину». По вполне меркантильным соображениям корректировали огонь противника, рвали флаги, под которыми еще вчера ходили на праздники, ставили перед нашими автомобилями «живые щиты» из женщин и стариков — и те безумно визжали, называя нас «фашистами», и бросали камни, а потом подносили «освободителям» банки с маринованными огурцами и водкой.

Забитые и необразованные, они не могли объяснить своего будущего и вполне естественно считали, что их ждет «хунта», ждали больших зарплат и… рвали землю зубами — рвали, пытаясь выхватить для себя хотя бы крошку — чтобы сегодня не бурчало в желудке. Завтра — безразлично…

Никогда я не любил пренебрежительного разделения любого общества на «мы» и «они».

Это казалось мне каким-то… бесчеловечным.

Оказалось, что «они» существуют.

Все вместе мы стояли у касс, когда покупали хлеб, возможно, были в одних и тех же пионерских лагерях и пели одни и те же песни, смотрели одни и те же фильмы. Праздновали одни и те же праздники, покупали елки, здоровались…

Я начинал свою «киношную карьеру» именно там, где теперь «они» несли чужие флаги, доверившись обещаниям наемных политтехнологов.

Вероятно, теперь настал тот самый час Х, время истины, время выбора — и они вытащили камень из кармана. Камень. Нож.

Или просто — скрытую за пазухой фигу.

Или — свою темноту темнющую, безграмотность, безбожие, невежество, злобу, зависть.

Весь грех до поры до времени дремал в душе.

И затопили им землю, на которой большинство и родились.

Но были и другие.