Война кончилась, утраченное во время боев вооружение списали, заключены контракты на новые, более совершенные системы уничтожения, все довольны. Вместо генерала Беленко в Индию главным военным советником назначен генерал Грязнов. Заканчивается и моя командировка. Игорь Николаевич должен написать на меня характеристику. Ничего особенно плохого он написать не может, да я и не боюсь – я знаю, что кадровики Генштаба больше внимания уделят тем «доводам», которые предъявлю им я. Но традиция есть традиция, и Игорь Николаевич добросовестно корпит над текстом. Жена и сын твердо наказали ему отразить «строптивость» кавказца в характеристике – пусть не думает, что ему все сойдет с рук, особенно шуточки по поводу вкуса «ее превосходительства» при выборе ювелирных украшений с «настоящими» сапфирами и топазами размером с уличный булыжник.
– Ну вот, смотри, Борис, что я написал! Начало, как обычно – компетентен, старателен, морально устойчив, дисциплинирован, делу партии и правительства предан. Но я ведь должен быть объективным? Должен! Вот я и пишу здесь: «…но невыдержан». Ведь это святая правда. Ну, вспомни хотя бы, как ты рявкнул тогда на посольских женщин в бассейне…
В солнечный, но нежаркий воскресный день в октябре мы с Козловым плавали в посольском бассейне. Жены дипломатов, наскоро окунувшись в слишком хлорированную воду, уселись в тени на скамеечке, обсуждая свои дела, – им надо было протянуть время до обеда. Через некоторое время к нам присоединился прилетевший субботним рейсом молодой дипломат. Он, как и положено новому работнику, прибывшему под чье-то начало, привез, пользуясь дипломатическими привилегиями, обычную посылку своему начальнику – черный хлеб, атлантическую сельдь, московскую водку и московские сплетни. Стоит ли говорить, что засиделись они за полночь. Атлетически сложенный и уверенный в себе, он, проходя мимо женщин, сказал: «Засекайте, дорогие дамы, время – я продержусь под водой не меньше минуты!» И, красиво изогнувшись, нырнул в голубую от медного купороса воду. Что-то он не рассчитал или не учел влияние перелета, перемены климата и длительного застолья… Я плавал на спине, а когда поднял из воды голову, то услышал: «Одна минута десять, одна минута пятнадцать…» Нинель Бондарева вела счет, поглядывая на свои часики. Я почему-то подумал, что среди дипломатов не часто встретишь ныряльщиков за жемчугом, и крикнул: «Где он?» Женщины дружно показали мне на дальний конец бассейна. Еще десять секунд ушло у нас с Колей, чтобы добраться до противоположной части бассейна. Там, в прозрачной голубой воде, лежал на дне, лицом вниз, наш Аполлон. Схватив его под мышки, мы с Николаем подтащили его к бортику, но поднять его и положить на бортик у нас не хватало сил – как удивительно тяжелеет человек, потерявший сознание! Женщины смотрели на нас, но не двигались с места.
– Помогите нам, он без сознания! – крикнул Козлов.
И услышал в ответ:
– Ну, артисты! Один изображает из себя Ихтиандра, а другие – спасателей на водах! Делать вам нечего!
А время шло, и через минуту никакое искусственное дыхание уже не помогло бы…
– Быстро сюда………!
Эмоциональное высказывание об их очень близких родственницах убедило дам, что мы не шутим, и, вытащив обмякшее тело на бортик бассейна, они кое-как смогли сделать что-то похожее на искусственное дыхание. Молодой дипломат икнул, у него изо рта брызнула поразительно маленькая струйка воды – не больше половины стакана. Он открыл глаза: «Чего вы все здесь собрались?»
Когда он понял, что произошло, то, к моему удивлению, произнес очень обыденные слова: «Не говорите об этом моей жене, пожалуйста…» В понедельник он пришел к нам в кабинет и поблагодарил «за спасение». Когда я увидел, как Козлов украдкой вытирает руку о брюки после его прощального рукопожатия, то вопросительно посмотрел на финансиста. «Да ну его, Боря, он же как утопленник теперь для меня! И медаль нам с тобой за спасение утопающего не дадут, хорошо бы нагоняя избежать!»
Вот такой случай… Какая уж тут выдержанность… Генерал поверх очков смотрит на меня, пытаясь понять, как я реагирую на происходящее. Он великолепно понимает, что при такой формулировке – невыдержан – меня постараются и на выстрел не подпускать к работе в посольствах, а тем более референтом главного военного советника. Но я знаю его очень хорошо и стараюсь сохранить некую отрешенность в голосе:
– Да, наверное, вы правы, товарищ генерал. Да и кадровики знают, что это правда… Кавказский темперамент, куда от этого денешься…
Генерал испытующе смотрит на меня, делает вид, что обдумывает мои слова.
– Ну, пожалуй, это очень резко – невыдержан… Давай это сформулируем более грамотно: «…но 
– А по-моему, особой разницы нет…
Генерал смотрит искоса на меня, от удовольствия покусывает кончик авторучки, но на листе с черновиком характеристики не пишет ничего.
– Ладно, Борис, давай здесь вставим слово «бывает». То есть: «…но