Пуля для Зои Федоровой, или КГБ снимает кино

Как редактор, я, зная это, обязана была выступить против Панферова. Мне было это легче, чем притворяться по отношению к человеку, когда-то мне очень дорогому. Но НКВД требовало разведывательной работы, больше того, одно время требовали, чтобы я стала его любовницей, меня упрекали, что я плохая коммунистка, что для меня личное важнее партийного. Я знала, что моя жизнь принадлежит партии, но стать любовницей врага я не могла. Во всяком случае, я не могла выступить против него в печати.

Все это можно проверить в НКВД. Только примеры такого рода могут предъявить мне, обвиняя в нерешительности и непоследовательности, в отсутствии принципиальной линии.

Эти годы были для меня суровой школой. По своей работе я непосредственно сталкивалась с врагами, я слышала террористические разговоры, я ощущала их ненависть к нам, ко всему народу, я никогда не забуду разговоров с Франкфуртом (Сергей Франкфурт – в 1934–1936 годах уполномоченный Наркомата тяжелой промышленности по Орско-Халиловскому промышленному району Оренбургской области. – Ф. Р), когда я с ним виделась по заданию НКВД. Он говорил о народе как о стаде баранов, он с ненавистью говорил о ЦК. А я боялась одного, что мой голос, выражение лица выдаст мою ненависть, что я провалю задание…

В партийной организации, бывало, возникали дела, меня обвиняли в тех или иных связях. Я знала, что НКВД может помочь мне только в самом крайнем случае и что партия знает об этом. Мне бывало трудно, но я гордилась тем, что как бы участвую в войне с врагами и что партия знает об этом.

И вот Фадеев, Павленко – вам, руководителям партии, говорят о том, что я плохая коммунистка.

Очень тяжелая атмосфера в литературной среде, трудно даже поверить в возможность существования таких нравов. Сейчас, говоря от Вашего имени, Фадеев пытается расправиться со мной, это не к его чести, так как он знает, что я честная коммунистка.

Товарищ Сталин! Если я виновата – я сумею по-партийному встретить любое взыскание. Но я не могу понять, в чем я виновата, и, самое главное, я не могу выдержать мысли, что вы думаете обо мне дурно.

Простите, что пишу бессвязно. Мне очень тяжело.

О. Войтинская.

Г-1-79-71, Большая Дорогомиловская, 10, кв. 52».

Обратим внимание на следующие строки этого письма: «В партийной организации, бывало, возникали дела, меня обвиняли в тех или иных связях. Я знала, что НКВД может помочь мне только в самом крайнем случае и что партия знает об этом. Мне бывало трудно, но я гордилась тем, что как бы участвую в войне с врагами и что партия знает об этом…» Вполне вероятно, что и агент «Зефир» тоже не раз испытывал подобные же чувства, когда вынужден был вступать в тесный контакт с теми же иностранцами, которые большинством советских людей воспринимались как враги советского строя. И НКВД не всегда мог прийти на помощь своему агенту, поскольку в таком случае могла последовать его расконспирация. Поэтому, когда те же киношные власти ставили палки в колеса Зои Федоровой и «прокатывали» ее с некоторыми ролями, НКВД не мог вмешаться в эту ситуацию по упомянутой причине.

Кто такая Вера Инбер, открывшая в Москве «антисоветский салон»? Это одесская еврейка, начавшая свой литературный путь на ниве поэзии еще до революции, во время пребывания в Париже и Цюрихе (в 1910–1914 годах). Кстати, после победы большевиков Инбер, переехав в Москву, стала журналистом и продолжала часто ездить за границу: только в 19241926 годах она посетила Париж, Брюссель, Берлин – города, где сосредоточилась белая эмиграция. Что наводит на мысль о том, что Инбер вполне могла выполнять конфиденциальные поручения ОГПУ. Вот и возможность иметь на своей московской квартире в Камергерском переулке, дом 2, светский салон (именно о нем и пишет в своем письме О. Войтинская) тоже из этого же ряда предположений – такие салоны в СССР существовали под «колпаком» чекистов. Но Войтинская об этом могла не знать, отсюда и ее негодование по поводу анти-советскости этого салона. Такого рода заведения были своего рода мини-«трестами» (по аналогии с «Операцией „Трест“»), служившими приманками для интеллигенции, с помощью которых чекисты следили за настроениями в этой среде и выявляли неблагонадежных лиц. Подобный же салон существовал и в квартире Зои Федоровой по адресу: улица Горького, дом 17, квартира 59.