Пуля для Зои Федоровой, или КГБ снимает кино

Он родился в 1933 году в Москве, в семье известного революционера, историка и партийного деятеля Самуила (Шмуэля) Хаимовича Агурского (1884–1947). Там же окончил школу в 1950 году. А пять лет спустя женился на Вере Федоровне Кондратьевой. Получил высшее техническое образование. В начале 1960-х работал в ЭНИМСе – экспериментальном научно-исследовательском институте металлорежущих станков. В мае 19б9 года защитил кандидатскую диссертацию в области кибернетики. Причем получив техническое образование, Агурский не стал узким техническим специалистом и уже в конце 1950-х годов оказался в рядах московского андеграунда, в числе инициаторов создания молодежного поэтического клуба «Факел», и стал его председателем. А весь тогдашний советский андеграунд находился под колпаком КГБ. Так что Агурского там, судя по всему, хорошо знали. А уж когда Михаил в середине шестидесятых познакомился со священником Александром Менем и стал вхож в среду инакомыслящих диссидентов, сионистов и священников православной церкви, тут уж КГБ просто обязан был обратить на него еще более пристальное внимание.

В 1971 году Агурский подал документы на выезд в Израиль, но ему в этом было отказано, поскольку он был носителем секретов – трудился на режимном предприятии. В итоге Агурский еще теснее сближается с диссидентами и в 1972 году участвует в антипалестинской манифестации у ливанского посольства в Москве, в результате которой все манифестанты были задержаны. Вместе с Агурским был задержан также академик Андрей Сахаров, после чего (!) и началось их тесное знакомство. Причем самое интересное, это диссидентсво Агурского властями воспринимается вполне благожелательно. Читаем в Википедии:

«…Как явствует из воспоминаний самого Агурского, власти не применяли к нему никаких насильственных мер, если не считать прослушивания телефонных разговоров. Михаил Самуилович свободно перемещался по стране, публиковал свои работы за рубежом и в самиздате, имел возможность легального заработка, в том числе со своих патентованных изобретений, выступал с лекциями, сотрудничал с Московской Патриархией, встречался с участниками сионистского и диссидентского движений. Власть избегала открытых репрессивных мер, как в случае с Жоресом Медведевым, и надеялась на ненасильственное разрешение конфликта…».

Вот что это такое: гуманизм советских властей или оперативная игра КГБ? Быть может, как одно, так и другое. И еще одна интересная деталь: именно в 1973 году Агурский начинает принимать наиболее активное участие в диссидентском движении. По его же словам: «До этого я строго придерживался еврейской дисциплины и открыто не встревал в диссидентские дела. Но тут мне стало казаться, что тактика эта начинает обнаруживать свои слабости. Сахаров всегда выступал в нашу защиту, поэтому молчать становилось аморально. Я решил, что надо публично поддержать диссидентов в части требований, касающихся прав человека. Все равно мы были связаны тысячами нитей, и вести себя иначе означало бы уподобляться страусу, прячущему голову в песок…».

И снова напрашивается вопрос: сам он так решил или ему кто-то посоветовал это сделать?

Что касается знакомства Агурского с Ириной Керк, то оно состоялось летом 1974 года. Вот как это описано в книге «Дочь адмирала»:

«…К началу лета 1974 года Ирина узнала, что ее французский знакомый не смог передать Виктории письма отца. Надо было придумать какой-нибудь способ доставки писем и подыскать для этого другого человека.

Она остановила свой выбор на Михаиле Агурском, профессоре, занимавшемся проблемами кибернетики и философии. Еврей Агурский проявил недюжинную смелость, бросив вызов советской системе. Только человек большого мужества, как писала она о нем в своей книге, мог решиться на встречу в лесу с репортерами „Си-Би-Эс“ и рассказать им о ситуации в России. (Святая наивность! Можно подумать, что в лесу можно было спрятаться от глаз и ушей чекистов, учитывая факт того, что диссидентская среда была унавожена агентами Лубянки. – Ф.

Р.)

Ирина сделала все возможное, чтобы ее письма и письма Джека Тейта оказались в руках Агурского.

Потом мамуля (Зоя Федорова. – Ф. Р.) рассказала, как к ней попали письма. Позвонил какой-то мужчина и, не представившись, спросил:

– Вы ждете писем с Запада?

Мамуля пробормотала что-то невнятное. Мужчина сказал:

– У меня есть для вас кое-что. Мы можем увидеться?

Они договорились о встрече. Это был Михаил Агурский, который пошел ради меня на огромный риск.…».