Когда я подъехал туда, было пять минут четвертого. Мне оставалось около двух часов, чтобы выполнить свой замысел до того, как подъедут Клинт с Уолтером. Времени более чем достаточно.
Съехав с шоссе, я свернул к участку Эллен, пересек небольшой мост, перекинутый через речку с кристально чистой водой, а затем поехал по гравийной дороге, которая протянулась больше чем на милю по участку Эллен площадью в тысячу акров. Удивительно красиво было кругом, несмотря на холодный день и ледяной ветер; заходящее солнце посылало последние слабые лучи, прежде чем скрыться за горами. По обеим сторонам дороги стояли клены, ясени и березы. Почти вся листва с деревьев уже опала, и дорога была покрыта подвижным волнистым ковром.
Куда ни глянешь, ничего, кроме деревьев и лугов. Единственный признак жизни — дичь в лесах. Ближайший сосед жил на расстоянии не меньше мили.
В конце дорога разделялась на два проезда. Правый был асфальтирован и вел к летнему дому, стоявшему на мощной скале, возвышающейся над рекой. В северном направлении находился кристальный источник, от которого получила свое название и речка. Он считался чудом природы, так как извергал неудержимый поток чистой прозрачной воды из-под земли, а со дна речки били ключи.
Другой проезд шел на подъем к старинному господскому дому, который был так густо окружен кленами, елями и соснами, что почти незаметен.
В то время как летний дом был современным, просторным строением с далеко выступающим над рекой солярием — типичным продуктом школы Френка Ллойда, и в самом деле спроектированным одним из его учеников, — старый относился к эпохе ранней Новой Англии. Его построил более двухсот лет назад первый владелец этих земель. Он был преуспевающим фермером, и этот дом в округе считался одним из самых знаменитых. Но уже много лет он пустовал и избежал сноса лишь потому, что был скрыт зелеными деревьями и с дороги не выглядел позорным пятном. Он имел и некоторую историческую ценность, которая, хотя и едва ли была документально доказана, придавала ему определенную привлекательность и, во всяком случае, служила предметом разговоров.
В середине девятнадцатого столетия, когда была организована знаменитая тайная транспортировка рабов с юга в Канаду, и Вермонт являлся одной из точек их маршрута, старый господский дом должен был частенько служить убежищем и укрытием для рабов на их пути к границе. Точнее говоря, таким убежищем был подвал этого дома.
Эллен с детства была увлечена тем романтическим образом, который создавал своей исторической ролью дом ее родителей. Она убедила отца сохранить его и хотела серьезно заняться изучением его истории, до чего она, правда, так никогда и не нашла времени.
Но вместо этого она занялась кое-каким ремонтом — были заменены разбитые оконные стекла и заделаны дыры. Каждый раз, когда приезжали гости, в программу входила экскурсия по старому дому, причем Эллен с удовольствием давала исторические пояснения и водила гостей по всем помещениям. В наше время подвал использовался еще и в практических целях — как свалка старой мебели и прочего хлама.
Так называемая историческая роль старого дома в последнее время все больше увлекала меня. Но сейчас меня интересовало само здание, и особенно подвал.
Я остановился в конце дороги перед развилкой, вышел из машины и тщательно изучил обстановку. По всему участку стояли таблички «частное владение», и было совершенно невероятно, чтобы в его пределы забрел какой-нибудь охотник. Но мы время от времени встречали работника с соседней фермы, который пользовался нашей дорогой или сокращал свой путь прямиком через луга. Да и мимо проезжали машины, а действовать нужно было наверняка. Я никого не обнаружил.
Ключ я изготовил еще несколько лет назад, когда часто ездил сюда из-за Эллен. Я быстро подошел к господскому дому, отпер дверь и подложил под нее камень. Потом поспешил обратно к машине, открыл заднюю дверцу, забрался внутрь, развязал сундук, перевернул его, поднял крышку, подпер ее куском дерева и начал самую жестокую и отвратительную часть всего этого дела — устранение тела моей бывшей жены.
Одна лишь мысль о том, что мне предстояло, вызывала отвращение. Но мною двигало сознание того, что другого выхода нет. Я не мог дать волю своим чувствам. Она была застывшей, неудобной и тяжелой. Под скатертью почти голое тело оказалось холодным, как лед. И она была мертва, абсолютно мертва. Я вытаскивал труп из сундука с таким трудом, что все остальное представлялось простым делом. Она казалась отлитой из металла, и ни она, ни сундук моим усилиям не поддавались.
Наконец, я все-таки с этим справился, подтащил ее к краю кузова, взвалил на плечо и быстро понес в дом, а льняная скатерть развевалась и хлопала на холодном ветру.
Перед дверью подвала тело снова пришлось положить.
Я опять вышел наружу, закрыл входную дверь, сел в машину, спустился с холма и на развилке въехал на другой проезд. Через несколько секунд я остановил машину у летнего дома.