Пуля нашла героя (География одиночного выстрела - 3)

Ситуация показалась народному контролеру довольно серьезной. Само собой, не хотелось ему голодать, но и о других он тоже думал и беспокоился.

- Может, поговорить с ним? - спросил Добрынин. - По-человечески поговорить?

- А что я, не по-человечески с ним разговаривал? - Медведев глянул на Добрынина несколько озадаченно. - Тут другое дело. Надо его куда-то перевести, в другое место... А сюда нового повара и, конечно, не татарина... Вот если б с Высотой Ж. поменяться. Там повар - пальчики оближешь. Хохол, фамилия у него смешная - Ковинька, кажется...

- Так, может, и надо поменяться? - спросил Добрынин.

Медведев подумал с минуту, а потом решительно рукой махнул.

- Точно! - сказал он. - Значит, так, я сейчас же радиограмму в Москву пошлю, сообщу, что... а что же им сообщить? - Медведев вопросительно посмотрел на народного контролера.

- Сообщите, что в связи с возникшей на религиозной почве неприязнью между инженером Вершининым и поваром Сагаллаевым необходимо срочно перевести повара Сагаллаева в другое место. И передайте, что проще всего поменять поваров Высоты Н. и Высоты Ж. местами, так как для этого не потребуется ни транспорта, ни особых усилий...

- Да, - согласился с предложением капитан. - Значит, я пошел передавать, а вы, Павел Александрович, проконтролируйте в цеху, чтобы там ничего такого не было...

- А что с обедом? - поинтересовался Добрынин у собравшегося было уже выйти капитана.

- Что с обедом? - повторил Медведев и остановился. - 0-о-ой, - вздохнул он. - А что с обедом? Сагаллаев не пойдет...

- Давайте Светлану попросим. Она женщина, она должна уметь готовить, предложил Добрынин.

- Спасибо, - искренне сказал Медведев. - Без вас было бы трудно!

В цеху было тихо. Рабочие жужжали напильниками, обрабатывая и доводя заготовки. Канюкович отсутствовал. Какой-то негромкий шум доносился из комнаты Вершинина.

Добрынин вытащил из кармана пиджака бумажку и карандаш, написал на ней: "Ты умеешь еду варить?" и подошел с запиской к Светлане.

Светлана кивнула.

Тогда Добрынин написал: "Пойдем со мной, будешь обед готовить!"

Он привел ее в кухню столовой. Вместе они осмотрели запасы продуктов. Добрынин открыл для Светланы большую пятилитровую банку говяжьей тушенки, зажег печь, подбросил в ее топку угля, помог набрать воды в большую кастрюлю.

Светлана знаками попросила карандаш и бумагу. Потом, получив это, написала: "Спасибо, дальше я сама все сделаю!"

На завод возвращаться Добрынину не хотелось.

Он вышел на край каменной площадки, заглянул вниз, в зеленую цветущую пропасть.

Настроение было приподнятое. Эта единственная на Высоте Н. женщина словно растворялась в воздухе, которым дышал Добрынин. И так приятно становилось думать о ней, думать о ней с нежностью постороннего человека и без всяких умыслов. Даже не потому, что был Добрынин уже давно не молод. Просто знал он, что Светлана и Сева любят друг друга, а любовь народный контролер очень уважал. Любовь вызывала в нем такое же уважение, как и порядок, и поэтому, думая об этом настоящем чувстве, всякий раз ощущал Добрынин, как внутри его тела само собой рождается удивительно сильное тепло, рождается, растекается с кровью по венам, согревая конечности, и потом вдруг ударяет в голову, отчего возникает легкое головокружение и появляются моложавые мысли. После таких минут, остывая, так хорошо вспоминать прошлое счастье, даже если это счастье было чужим, или не совсем чужим, а счастьем близких людей.

Светило солнце, зависшее над каменной площадкой Высоты Н. Пролетали редкие большие птицы, гнездившиеся тут же в горах. Птицы эти были довольно молчаливы и никогда не пели. Только изредка издавали они воинственные звуки, перекрикивались, сообщая друг другу о чем-то.

А Добрынин, ощущая в себе нарождающееся тепло, стоял на краю "ступеньки", смотрел вниз завороженным взглядом и с наслаждением чувствовал приближение необъяснимой внутренней дрожи. Дрожи, после которой обязательно закружится голова и мир покажется маленьким, добрым и полным любви и порядка.

Глава 44

После нескольких запойных дней, явившихся результатом подтверядения догадки относительно поэтических наклонностей попугая, Саплухов начал понемногу приходить в себя.

Он смотрел в небольшое круглое зеркало на свое опухшее с синевой под глазами лицо. Смотрел и внушал себе отвращение к собственному лицу, на котором четко было написано: "пил водку с пивом не меньше четырех дней".

Внутренне сплюнув, Саплухов, одетый только в брюки, в очередной раз пошел в ванную и подставил голову под поток холодной воды.

"С завтрашнего дня за работу, - твердил он себе. - Как ни в чем не бывало! С утра запись, с двух - расшифровка!"

Спасительные мысли уже мельтешили в голове, создавая и выстраивая научные планы. Уже не казалась абсурдной сама идея о том, что попугай может писать стихи, да и еще какие стихи! После запоя эта идея воспринималась уже нормально, и теперь пошло ее развитие. Промелькнуло в голове несколько возможных названий научной работы об уникальном попугае. Аналитический ум ученого предложил несколько проблем для разработки темы. Например: