Пуп земли

Я повернулся, посмотрел на него и понял, что он боится; впервые я видел Земанека, Великого Гэтсби, испуганного до смерти.

— Я пойду один, — сказал я. И сбежал с насыпи.

Я прокрался за кустами и очутился метрах в десяти от ореха и увидел: под орехом стоял джип физкультурника с хорошо мне знакомым номером С-909. Он сидел впереди, повернувшись в полупрофиль; лысина у него была красная, будто горевшая, борода всклокочена; он что-то говорил, но мне не было слышно, что именно; когда он говорил, жилка на шее у него надувалась так, что казалось, вот-вот лопнет; внезапно до меня донесся обрывок разговора.

— Ты должна об этом заявить, если не заявишь, то будут неприятности, — сказал он.

Руки у него были под рулем; правая была протянута в сторону соседнего сиденья; в какой-то момент он откинулся назад, и на другом сиденье я увидел Люцию; глаза у нее были закрыты, ноздри широко раздувались (я до сих пор не знаю, может ли человек с десяти метров против солнца увидеть, как женщина раздувает ноздри; видел ли я это, или это было плодом моей фантазии, потому что Люция здесь как две капли воды походила на Люцию на картинке в моей памяти, на перекладине); по ее щекам текли слезы; да, я совершенно ясно видел, что Люция в какой-то момент плакала, а потом перестала.

Я напрягал слух, чтобы услышать, о чем они говорят, но у меня ничего не получалось. И внезапно солнце совсем навалилось на гору и сильный отсвет, отразившийся от стекла, меня совершенно ослепил; в тот момент, когда я увидел свет, в десятки тысяч раз сильнее солнечного, я вдруг отчетливо услышал голоса.

Он: О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской; зубы твои — как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни, из которых у каждой пара ягнят, и бесплодной нет между ними; как лента алая губы твои, и уста твои любезны; как половинки гранатового яблока — ланиты твои под кудрями твоими; шея твоя — как столп Давидов, сооруженный для оружий, тысяча щитов висит на нем — все щиты сильных; два сосца твои — как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями.

Она: Приди, возлюбленный мой, выйдем в поле, побудем в селах; поутру пойдем в виноградники, посмотрим, распустилась ли виноградная лоза, раскрылись ли почки, расцвели ли гранатовые яблоки; там я окажу ласки мои тебе.

Он: О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округление бедр твоих как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями; два сосца твои — как два козленка, двойни серны; шея твоя — как столп из слоновой кости; глаза твои — озерки Есевонские, что у ворот Батраббима; нос твой — башня Ливанская, обращенная к Дамаску; голова твоя на тебе — как Кармил, и волосы на голове твоей — как пурпур; царь увлечен твоими кудрями.

Она: Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она пламень весьма сильный.

Он: Поведи меня во вселенную свою, в виноградник, в сады, между лилий, между бедер твоих, двух башен каменных, в лоно твое, в ворох пшеницы!

Она: Иди, возлюбленный мой, иди!