Пурга

Пока дымилась сигарета, они не произнесли ни слова. Она не говорила банальностей типа «Ты все еще сердишься на меня?», а он не интересовался, надолго ли она, и какая нынче в Питере погода. Просто сидели и молчали, словно два шахматиста перед доской. Слишком много предстояло сказать, и никто не решался начать партию. Кошка по очереди смотрела на обоих, словно прикидывая, чью сторону занять в случае объявления войны.

— Хочешь, я покажу тебе музей? — первым прервал молчание Михаил Александрович, сделав неожиданный ход.

— Конечно, — улыбнулась она, — я же за этим и приехала.

Он не рискнул предложить добираться на автобусе или маршрутке, а позвонил сторожу Сашке и попросил подъехать.

В пути она не смотрела по сторонам, а только на него, но, когда добрались, сказала, что Великобельск очень красивый город. «Почти как Питер, только маленький».

На дверях культурного заведения уже висела картонка «Музей закрыт по техническим причинам» — Михаил Геннадьевич отдал распоряжение кассиру еще в дороге, позвонив по мобильнику.

Он провел ее по залам, которым отдал лучшие годы жизни, с гордостью рассказал о картине «Купание в первом снегу» и о других, дорогих сердцу шедеврах, угостил газировкой из советского автомата, поведал об истории края. Не жаловался на протекающий потолок, на отсутствие финансирования и на то, что полотно «Охота саблезубых белочек на мамонта» прикрывает осыпавшуюся на стене краску, а чучело медведя нагло пожрала моль.

Арина слушала, не перебивая. В конце экскурсии, когда они, пройдя по кругу, вновь оказались у «Купания», она взглянула на бывшего бойфренда с неподдельным восторгом и тихо произнесла:

— Как же ты многого добился в жизни… Не то, что я…

Они двинулись по второму кругу, но теперь говорила она. Про два неудачных брака, про одиночество-суку, нереализованность, про измененное сознание и метаболизм. И в конце подвела итог:

— Знаешь, Миш… Если бы Господь хоть на минутку вернул меня обратно, и передо мной снова стоял выбор — уехать с тобой или остаться, я бы выбрала первое. Не раздумывая.

— Ты отправилась бы искать со мной клад, даже зная, что я его не найду?

— Я отправилась бы просто с тобой… Прости меня…

Они, обнявшись, сидели в безлюдном зале на лавочке перед картиной неизвестного художника «Купание в первом снегу» и не шевелились, словно боясь помешать этому, заглянувшему на огонек из далекого прошлого, счастью.

И она так и не спросила, что у него с лицом, а он не интересовался, какая нынче в Питере погода.

Арина все таки не выкинула свой флер. Не сожгла и не порвала. Просто все эти годы носила его в кармашке сумочки.

На встречу с французским меценатом Михаил Геннадьевич в тот день не поехал.

* * *

Звонок мобильника побеспокоил ведущего программы «Волшебный посох» Родиона Панфилова, когда он с букетом белых шипастых роз подходил к дому на Белгородской улице.

— Привет… Это Жанна… Что ты решил с «Бременем славы»?

Родион хотел ответить, что пока ничего, но тут увидел в окне Надю и ее детей. Леночка махала ему рукой, а Вадик изображал монстра из фильма «Сайлент Хилл», показанного в преддверии праздников по одному из федеральных каналов.

— Думаю, «Бремя славы» мне не потянуть. Извини, не мой уровень.

— Ты серьезно? Или с бодуна?

— Абсолютно. Я остаюсь в «Волшебном посохе».

— Но… Родион… Это глупо. От таких предложений не отказываются.

— Я рискну… Даже если в сети появится тот ролик. Пока, Жанна. Извини, у меня розы замерзают.

— Ну и fuck you.

— Погоди… А кто такая Наташа? Ну, та, что дает рекомендации.

— Не все ли равно? Главное, приходишь от нее.

— И все-таки?

— А ты сам-то не понял?

— Я далек от мира коррупции.

— Это же Хомутович… Его после той истории со справкой блатные Наташкой прозвали. Как в песне. «Это я его зову своей Наташкой, потому что мы с ним оба — педерасты…»

— А что ж ты сразу не сказала?

— С ума сошел? Чтоб меня, как его связь — следом в Лефортово? С нашей инквизицией шутки плохи. А так — Наташка. Мало ли всяких Наташек?..

* * *

— Добрый день… Питер?

— Я… То есть — да.

— Вы позволите? Я по поводу ваших документов.

Немец тут же сменил настороженное выражение морды на дружелюбное.

— О да, конечно. Прошу. — Он посторонился, пропуская Михаила Геннадьевича в гостиничный номер. — Ви из полиция?

— Нет, я частное лицо.

Шурупов разулся, снял свой полушубок и, зайдя в комнату, присел на стул. Достал паспорт и бумажник.

— Пожалуйста. Питер Вольф. Все правильно?

— Да, да, — восторженно закивал европейский гость, продолжая улыбаться.

— Держите… Денег нет, видимо, их взяли.

— Это не пугать, — немец схватил паспорт, словно приговор о помиловании. — Пустяки… Где ви его нашель?

— На вокзале… Отнес в милицию, там назвали вашу гостиницу и попросили завезти.

— Да, да, я быть в полиция. Майн готт, неужели?.. Данке, данке зер. Ой, спасибо. Как вас звать?

— Михаил.

— Сколько я вам должен, Михаил?

— Нисколько. Сегодня вы потеряли, завтра я. Мир, дружба.

Немец засуетился, потом полез в мини-бар.

— Давайте, будем выпить. Я знать, у вас так делать.

— Спасибо… Я не пью… У меня другое дело. Скажите, Питер, если это не секрет. Зачем вы приехали сюда?