Пурпур и бриллиант

Каролина остановилась у корзины, нагнулась над ней, не решаясь потревожить мирный сон девочки, но Жилиана уже открыла глаза. Взяв ребенка на руки, Каролина вышла на палубу. Жилиана обвила ручонкой ее шею, прижалась к щеке. Каролина нежно повернула ее головку к берегу:

– Ты должна смотреть туда. Там – Франция. Это твоя родина, там ты будешь расти, там пройдет твоя жизнь. Священник из Сен-Жозефа не будет против, если мы чуть-чуть слукавим и запишем местом твоего рождения Розамбу. Ты полюбишь Розамбу. Еще совсем немножко, и мы приедем туда.

Жилиана завозилась на ее руках и вновь радостно и звонко заагукала. Каролина крепче прижала девочку к себе, поцеловала ее волосы. Как часто бывало за последние дни, она снова подумала о женщине, что была матерью ее ребенка все эти месяцы. Каролина так никогда и не увидела Зинаиду, но, казалось, знала о ней все, а главное – что Зинаида от всей души любила ее Жилиану. Только этим можно было объяснить, что девочка ни к кому не испытывала недоверия или страха. Малышка была доверчива ко всем, она привыкла, чтобы с ней играли, чтобы с ней говорили. Она не научилась плакать, зато умела смеяться.

Девочка с любопытством подняла голову. Зашумели спускаемые паруса. «Кромвель» входил в порт. Якорь был сброшен, цепь со звоном разматывалась и уходила в воду. Судно вздрогнуло, словно невидимая рука остановила его. Симон подошел к Каролине. Его лицо сияло.

– Что вы предпочитаете? Отель на Канебье – или что-нибудь поспокойней? Может, на Прадо? Там есть совсем новая гостиница, прямо в парке.

– Ни Канебье, ни Прадо, – твердо сказала Каролина. – Мы не будем ночевать в Марселе. Мы наймем карету и самых быстрых лошадей. – Она подняла вверх дочку. – Мы дома! – повторяла она как заклинание. – Ты еще не знаешь, Жилиана, как прекрасна Франция. Я все покажу тебе, все. Мы должны сейчас же ехать в Розамбу – там самое прекрасное место на земле...

Сколько раз пришлось еще Симону услышать эти слова за время их путешествия! Когда он предлагал сделать привал или отдохнуть денек, Каролина неизменно отвечала:

– Отдохнем в Розамбу.

Ее исступление внушало Симону страх. Непонятная сила влекла ее вперед, смутное предчувствие, что у нее осталось не так много времени. Кроме того, Симон стал всерьез опасаться за здоровье матери и ребенка. Он уже хотел прибегнуть к хитрости, чтобы заставить Каролину остановиться хотя бы на ночь, как вдруг, не доезжая Лиона, Каролина приказала кучеру ехать медленней. Она открыла окно, взяла Жилиану на колени и принялась рассказывать ей об отце, герцоге Беломере, который вырос тут.

Ее нервозность исчезла. После того как они остановились в отеле «Бельведер», Каролина поехала в город. Наутро она до одиннадцати часов пробыла в постели. О дальнейшем пути не было и речи. После затянувшегося завтрака Каролина велела заложить открытую карету. Симон снова отвез ее в город. Почти до вечера она делала покупки. За несколько часов она растратила все полученные в Марселе деньги. Однако здесь была не Африка. Каролина находилась во Франции и носила фамилию человека, имевшего неограниченный кредит в любом банке.

Проходил день заднем. Каролина все не заводила разговора о дальнейшей поездке. Когда же она, наконец, решилась ехать дальше, то использовала каждую возможность задержаться в пути. Симона ее медлительность пугала теперь не меньше, чем недавнее горячечное нетерпение. Но, может, это были всего лишь пустые страхи, а Каролине просто доставляло удовольствие находиться среди людей, говорящих на родном языке, нравилось просыпаться спокойно, не испытывая страха перед предстоящим днем.

Снова и снова она приказывала останавливать карету и выходила из нее с Жилианой на руках. При виде отары овец; яблони, согнувшейся под тяжестью плодов; цветущего розового куста; детей, запускающих бумажных змеев на убранном поле; стада гусей, загородивших дорогу; кошки, сидящей на ступеньке дома.

Но было и другое времяпрепровождение, вопиюще противоречащее этим идиллическим минутам, – ее болезненная страсть к покупкам. В Мароне она велела остановиться, чтобы купить шесть картонок с кружевами. В Шали это были шерстяные покрывала для кареты; в Бьене – красная и белая седельная сбруя, сервиз из голубого фарфора и вторая карета, чтобы сложить в нее все покупки. В Дижоне, наконец, к этому прибавилась вороная двухлетка, понравившаяся Каролине при посещении конного завода. Лошадь приглянулась ей, потому что, как и ее любимая кобыла Луна, имела белую звезду во лбу.

Казалось бы, Симон должен быть счастлив, наблюдая за этой молодой красивой женщиной с ребенком на руках. Вместо этого его беспокойство росло день ото дня. В поведении Каролины было что-то глубоко тревожащее его. Она проживала каждый миг с такой жгучей страстностью, как будто этот час, этот день – все, что осталось ей в жизни.

18

Неторопливо ехала карета по прогретой солнцем земле. Стояло позднее лето. В этот день была изнуряющая жара. Сквозь зеленые занавески на открытых окнах кареты пробивался мягкий свет.