Пурпурные реки

— Ладно, так и быть. Сейчас прочту. — Он перелистал еще несколько страниц. — Результаты тестов и другие подробности я опускаю. А заключение гласит, что вашего парня забраковали по разделу «П-четыре» — острая шизофрения. Психиатр приписал от руки на полях: «Рекомендовано терапевтическое лечение», и подчеркнул эти слова. И еще добавил: «Связаться с клиническим центром Гернона». Парень, наверное, был совсем плох — обычно врачи так не…

— А фамилию врача можете назвать?

— Конечно. Майор медслужбы Ивенс.

— Он еще работает в вашем гарнизоне?

— Да. Он сейчас наверху.

— Свяжите меня с ним.

— Но… Ладно, не кладите трубку.

Несколько секунд Ньеман слушал мелодию электронных фанфар, затем раздался мужской голос — солидный, низкий, где-то на басовом «фа». Ньеман представился, извинился за беспокойство. Доктор Ивенс отвечал не очень-то охотно. Наконец он спросил:

— Как фамилия призывника?

— Кайлуа Реми. Лет пять назад он был комиссован по поводу острой шизофрении. Может, вы его помните? Если да, то я хотел бы знать, симулировал он свою болезнь или нет.

Врач возразил:

— Эти сведения не подлежат разглашению.

— Слушайте, доктор, Кайлуа найден в горах убитым. Он задушен. У него вырваны глаза. На теле следы пыток. Следователь Бернар Терпант вызвал меня из Парижа вести это дело. Он, конечно, может связаться с вами сам, но на это уйдет масса времени. Поэтому я и прошу вас вспомнить…

— Я помню, — отрезал Ивенс. — Он был тяжело болен. Безумен. Вне всякого сомнения.

В глубине души Ньеман ожидал чего-то подобного. И все же слова врача удивили его. Он переспросил:

— Значит, Кайлуа не был симулянтом?

— Конечно нет. Я постоянно имею дело с симулянтами. Эти дурачки проявляют куда более богатую фантазию, чем настоящие сумасшедшие. Болтают невесть что, измышляют самые невероятные бредовые истории. А больные, наоборот, всегда повторяются, они зациклены на какой-нибудь одной идее. Она их грызет, точит. Ведь даже безумие имеет определенную логику, свое рациональное зерно. Реми Кайлуа был действительно болен. Классический случай.

— Какие признаки безумия он проявлял?

— Раздвоение личности. Потеря контакта с внешним миром. Нежелание общаться с окружающими… В общем, типичнейшая шизофрения.

— Доктор, этот человек работал в библиотеке Гернонского университета. Он ежедневно общался с сотнями студентов и…

Врач усмехнулся.

— Сумасшествие умеет маскироваться, комиссар. Безумные часто выглядят совершенно нормальными для окружающих. Вы должны знать это лучше меня.

— Но вы же сами сказали, что его безумие бросалось в глаза.

— У меня большой опыт. Кроме того, Кайлуа впоследствии мог научиться контролировать себя.

— Почему вы сделали в досье приписку о терапевтическом лечении?

— Я советовал ему лечиться. Вот и все.

— А вы, со своей стороны, связались с РУКЦ в Герноне?

— Честно говоря, уже и не помню. Случай был интересный, но, кажется, в клинику я так и не позвонил. Слушайте, если эта тема…

— Интересный случай — я правильно расслышал?

Врач присвистнул.

— И еще какой! Этот тип жил в своем замкнутом мире, где царили его собственные строжайшие законы и где его личность вырастала до гигантских размеров. Находясь среди людей, он, разумеется, проявлял определенную гибкость, но на самом деле был буквально одержим страстью к порядку и точности. Каждое его чувство и ощущение оформлялось в конкретную фигуру, в самостоятельную личность. Он один представлял собой целую армию. Поразительный случай.

— Кайлуа был опасен?

— Несомненно.

— И вы его отпустили?

Наступила пауза, потом Ньеман услышал:

— Знаете, сумасшедшие на свободе…

— Доктор, — перебил его комиссар, — этот человек был женат.

— Ну, в таком случае… мне очень жаль его супругу.

Ньеман положил трубку. Откровения врача раскрыли перед ним новые горизонты. И усугубили его смятение.

Он решился на новый визит.

* * *

— Итак, вы мне солгали.

Софи Кайлуа попыталась закрыть дверь, но комиссар сунул в проем локоть.

— Почему вы не сказали, что ваш муж был болен?

— Болен?

— Да, болен шизофренией, да так, что по нему сумасшедший дом плакал, судя по отзыву врача.

— Мерзавец!

Сжав зубы, молодая женщина снова рванула на себя дверь, но комиссар держался стойко. Несмотря на гладко зачесанные волосы и свитер со спущенными петлями, эта женщина казалась ему еще красивее, чем прежде.

— Вы что, не понимаете? — крикнул он ей. — Мы ищем убийцу. Мы ищем мотив преступления. Возможно, Реми Кайлуа совершил какой-то поступок, который объясняет его ужасную смерть. Поступок, давно забытый им самим. Я прошу вас… только вы одна можете мне помочь!

Софи Кайлуа смотрела на него широко открытыми глазами. Ее лицо с хрупкими точеными чертами нервно подергивалось, а безупречного рисунка брови страдальчески сдвинулись.

— Вы с ума сошли!

— Я должен знать его прошлое.

— Вы с ума сошли…

Женщина дрожала всем телом. Комиссар невольно опустил глаза. Его взгляд упал на острые ключицы, торчащие под свитером, на перекрученную бретельку лифчика, видную сквозь ажурные петли. И вдруг его словно что-то толкнуло: он схватил ее руку и приподнял рукав. На белой коже темнели синяки. Ньеман прокричал:

— Он вас бил!