Пушистая катастрофа

возможность заниматься вместе с пансионерками. Читать научилась раньше, чем

говорить, подглядывая в книги и тетради девушки, сидевшей за последней партой, прямо

рядом со мной. А считать — прежде, чем меня выкинули на улицу, посчитав слишком

страшной.

Маленького хорошенького пушистика они готовы были любить, холить и лелеять, а большую ушастую крысу с огненно-рыжей шерстью почему-то нет.

— Слушай, блох… босс, а ты передумал, что ли, меня из города изгонять?

— Босс? — удивился волк.

— По имени звать не буду, оно дурацкое, — предупредила я.

Он пожал плечами, не имея никаких возражений.

— У меня есть к тебе деловое предложение, — сообщил он, будто вживаясь в образ

моего босса.

— М-м-м?

— Ты ведь тарса, верно? Я ознакомился с информацией о твоем виде и должен

сказать, она впечатляет. Я хочу, чтобы ты приглядывала за Эдит и докладывала мне о ее

делах. От Марты мало толку, она боится потерять работу и многое умалчивает. Меня это

не устраивает, я хочу знать все.

— Даже так… но ты ведь знаешь, что знать все может быть вредно для здоровья?

- Мое здоровье не должно тебя заботить.

Это было мое самое удачное ночное приключение, итогом которого стало

неожиданное повышение. Я больше не была бессловесной зверюшкой, рисковавшей в

один не самый лучший день своей жизни оказаться в самом дремучем лесу государства. Я

стала настоящей охранительницей своей хозяйки.

Самой близкой, самой незаметной, самой главной ее защитой.

— Тебя ведь впечатлило, как тарсы о своих щенках заботятся, да?

Волк улыбнулся и не ответил.

Не знал он, что не всем щенкам достается материнская любовь и защита, как и не

знал, что Эдит по всем показателям не смогла бы заслужить ни того ни другого —

слишком слабым, беспомощным и бесперспективным детенышем она была.

Кто-то другой сказал бы, что такие не выживают в дикой природе, и отказался

иметь с ней дело, я лишь потерла лапки.

— Я согласна, — сказала и протянула Хельму лапу, чтобы скрепить наш договор

лапопожатием. Я видела, как это делали люди, и давно хотела попробовать сама.

Волк с серьезным видом, едва сдерживая улыбку, осторожно пожал мою лапу

двумя пальцами, откинулся на спинку кресла и отсалютовал бокалом.

— Завтра отвезу тебя к ветеринару, после оформим тебя официально как домашнее

животное.

— Что?

— И закажем ошейник.

— Что? Погоди, что?! Я передумала!

— Поздно, — оскалился он.

Глава 3

Самой ужасной в моем новом статусе была не необходимость каждый день играть с

Эдит, терпеть ее сокрушительные нежности и молчать. И не в унизительной процедуре

ветеринарного осмотра.

Самое ужасное в моем новом статусе было имя, указанное в документах.

— Пушистик? Серьезно, Пушистик?! — вполголоса бушевала я, пока детеныш

спал, привалившись к стенке кареты. Равномерное укачивание и насыщенный событиями, основательно вымотавший ее день сделали свое дело.

Ребенок спал, а я могла переползти из ее объятий на колени волка и негодовать, дергая его за жилет.

— Это выбор Эдит, — с серьезным видом ответил… Хельму. Ему, конечно, с

именем совсем не повезло, но это же не повод отыгрываться на мне!

— А ты не мог отказаться? Запретить? Хотя бы сказать, что это плохая идея? —

безнадежно спросила я, уже понимая — не мог.

В том, что дочь оказалась его слабостью, были не только положительные стороны.

Один огромный и непоправимый минус насквозь пронзил мою гордость.

Пушистик, подумать только…

— Ты тоже могла это сказать.

Устав от моего самоуправства, волк отцепил от себя мои лапки и скинул меня на

скамью.

— Не могла вообще-то, — с грустью ответила я, забираясь обратно. Упрямства мне

было не занимать. На самом деле, его было даже с избытком — иначе не дожила бы до

своих лет. — Я с ней не разговариваю.

Хельму удивился.

— Почему же?

— Не хочу стать жертвой детской общительности, — проворчала я и еще раз

дернула его за жилет — было в этом что-то успокаивающее. — Я едва ее нежности

переживаю.

Сегодня было особенно сложно. Сегодня мы были на прогулке.

На меня нацепили нелепый ошейник со стилизованной косточкой-подвеской —

наследство какого-то мелкого недоразумения из песьего племени — и пустили на поводке

гулять по парку.

Конец поводка держала Эдит, поэтому прогулка выдалась изматывающей и

унизительной. К нам подходили трижды, восторженные леди с одинаковыми лицами, и

каждая считала своим долгом отметить, что я рыжая, страшная и с облезлым хвостом.

«Лучше бы родители тебе, дорогая, купили такую лапочку, как моя…»

Лапочки больше всего походили на неудачные попытки скрестить собаку с

хомячком, были пушисты, трусливы, бесполезны и, что особенно меня поразило, заметно

меньше меня. Такое несчастье, если на улице окажется, обделается со страху и умрет…

скорее всего, тоже со страху.

Зачем оно Эдит, когда есть я? Я на улице выживу и ее, если будет надобность, сберегу.

За день девочка вымоталась, но вечером, узнав, что Хельму заберет меня у нее на

несколько часов, отдавать отказалась и напросилась ехать с нами. Мужественно

пообещала, что не будет жаловаться, если заскучает… и действительно не жаловалась, хотя по виду ее было несложно понять, что сидеть тихо, пока взрослые обсуждают какие-