Пушки и колокола

Оставив мастерового, Николай Сергеевич крепко так озадачился: вроде и суеверия, да все равно не перешибить их ни плетью, ни обухом, ни мечом. А раз так, то и к служителю – дорога прямая. Вот только после конфликта с Фролом да послушником его навряд ли договориться можно. Ведь запали слова Алены в душу пенсионера: злой новый дьякон. Нехороший. А парнишка, что при нем – так тот борз да вдобавок – глуп. А еще, скорее всего, злопамятен. И хоть не видел преподаватель проблем, чтобы к другому кому обратиться за помощью, а все одно – с этими мириться как-то надо было. Ну, во-первых, среди духовенства Фрол человеком не последним был, раз его для общения с Николой сам Киприан избрал. А раз так, то, волею владыки прикрываясь, кто его знает, какие он там слухи про обидчика своего распространял, властью такою пользуясь. А во-вторых, Аленке уже рожать пора подходила, а тут хочешь не хочешь, а крестить младенца надо. А крестным отцом, опять же, по воле Киприана, не кто иной, но Фрол назначен был. И хоть здесь выбора не было у служителя никакого, и обязан он теперь был за отроков воспитание духовное взяться, не хотелось пришельцу, чтобы так: камень за пазухой держа. А потому замиряться надо было с Фролом. Как? Да Бог его знает!

Размышляя на эту тему, Булыцкий носился от артели к артели, следя, корректируя, подсказывая. И мало-помалу все двигалось. Станок ткацкий у Ерша в доме заработал; глухое неприятие новинки со стороны женщин было переломлено с первыми успехами и уже вовсю нарабатывалось сукно весьма недурного – по привычным, конечно, меркам – качества, с заморским, правда, пока в сравнение не идущего.

Очередные стрельбы показали эффективность картечных зарядов. Деревянные ворота, в которые палили из пушек, ох как черепками изрешетило, наглядно показывая и разлет поражающих элементов, и их скорость, а значит, и убойную силу орудия. И хоть били шагов с двадцати, а все одно – не шутки по меркам этого времени. Тут, если стенка на стенку, ох какое подспорье против наступающих орудия такие! Вот только ропоту много от воевод. Мол, не по Божьи это, когда пусть бы даже и ворога да чугунные чушки по живому секут[84]. Грех! А тут еще и Милован, памятуя о последнем разговоре, мешки эти порохом начинил вперемешку с чугунными частичками да пару «гранат» подорвал, демонстрируя их действие. Как поняли воеводы, что им друзья предлагают, так и креститься яро начали. В итоге решили, что пока ограничатся ядрами каменными. А те черепки, что уже нарублены, сховать подальше, а при случае так и вообще на что другое пустить. За это Милован впрягся, на себя заботы взяв.

Лель переделал вал на свое разумение, и теперь механизм, скрипя и охая, медленно заворочал жернова. Едва система заработала, как Булыцкий принялся экспериментировать, забрасывая в нее тряпье, обрывки рогожек и прочий хлам, пытаясь перемолоть его в кашицеобразную фракцию для дальнейшей переработки. День, другой, третий, неделю…

К занятиям Тита помаленьку любопытствующие присоединяться начали. Люд ратный в основном. Кто-то просто поглядеть стягивался, кто-то посоветовать, а кто – и присоединиться. Так, мало-помалу, что-то там прорисовываться начало, да так, что и у Булыцкого надежда забрезжила: а вдруг и получится что из затеи этой.

Коробейники окончательно освоились с машинами для бега, которые, помимо всего прочего, позволяли брать в дорогу еще больше товара, обвешав торбами раму. Теперь уже шныряли они повсюду, выменивая по отдельному заданию пенсионера пряжу, да старые отработавшие свое одежки, да тряпки для производства бумаги на всякие полезные безделицы, ну и, само собой, на провиант.

За суетами и пора рожать пришла Алене. Уже вскоре ожидая пополнения, Николай Сергеевич, взяв дары, скрепя сердце направился к дому Фрола.

– Здрав будь, отец, – постучав и не получив ответа, ведомый какой-то силой, толкнул оказавшуюся незапертой дверь. – Эй! – войдя в сенцы, окликнул он. В ответ – тишина и, как показалось пожилому человеку, слабый стон. – Отче?! – войдя внутрь, он, неловко кланяясь, приветствовал сидевшего в красном углу хозяина. Тот, закрыв глаза и откинувшись спиной к стене, лишь молча кивнул в ответ, не желая, видимо, общаться. – Тут вот какое дело, – помявшись на месте, продолжил пришелец, – ты, отче, прости меня. Разгорячился я тогда да наговорил всего. Сам же знаешь, вспыльчив бываю, – развел руками гость.

– Поперву… Поперву думают, а потом и говорят, – с трудом приоткрыв глаза, тяжело просипел в ответ тот. – Поди.

– Худо тебе, что ли, отче? – заподозрив неладное, Булыцкий поспешил к священнослужителю.

– Поди, сказал, – хватая воздух, словно выброшенная на берег рыба, прохрипел мужчина. Только сейчас, подойдя поближе, увидал пришелец, что лицо Фрола, словно пленкой, покрыто потом, придававшим тому сходство с какой-то парафиновой куклой, а рука отчаянно оттягивает и без того нетугой ворот рясы.