Пушки и колокола

– Мож, грехи отмаливать устал, – отвечал тот. – Любо, что ль, дел наворотить под наказы чужие да с душою тяжелою жить?

– А чего воротить полез-то?

– Слаба людина, – чуть подумав, негромко отвечал купец. – Почету желает. Славы. Кунами ослепленный, во все тяжкие пустился… Знал, что ль, что душу пес жрать начнет после ночи той в монастыре Троицком?

– Каешься?

– Каюсь, – склонив голову, отвечал тот.

– А дела судоходные изучил где?

– А у генуэзцев и изучил. Я же по осени к ним и отправился. Николиных речей наслушался да и славы спасителя возжелал. Ты, что ль, не захотел бы? – поймав взгляд Милована, спокойно продолжал тот.

– Ну и как? – усмехнулся Булыцкий. – Любо спасителем быть, а?

– Не любо. К веслам приковали. А перед тем, – он молча распахнул ворот кафтана и, развязав тесемки рубахи, показал товарищам покрытую ожогами да шрамами грудь. – Бога вопрошал: долго, что ль, еще?! Когда приберешь? Не прибрал. А потом и в шторм попали, да я один волею Божьей на берегу оказался. Тогда и понял: я, что ль, Богу мертвый нужен? Нет! Грехи искупить поперву. Потому и пошел к Троицкому монастырю. А тут – ваши. Зря, что ль, думаю? Вот и прибился.

– Ладно сказываешь, – оскалился в ответ Милован. – А от души ли?

– А то тебе решать. Как сразумеешь, так и быть тому. Я, что ль, тебе рассказывать буду: от души или нет словеса мои.

– А нет веры словам твоим, – вынимая из-за голенища нож, сплюнул под ноги бывший лихой. – Раз поверил, так Богу душу чуть не отдал. Иль запамятовал уже?

– Делай, что удумал, – широко крестясь, опустился на колени Некомат. – Вот он – я, как есть. И живот мой в руках ваших. Шибко только. Так, что ль, чтобы разом на Суд Божий. Век недолог остался. Чую.

– Бог тебе судья, Некомат, – чуть поколебавшись, Милован с силой воткнул нож в скрипучие доски причала. – Я греха на душу не возьму. Бог коли решил прибрать, так тому и быть. Я же крови вдоволь пролил. Сохрани, – кивнув в сторону клинка, продолжал он, – нож карающий. Учудишь ежели чего, так хоть сам на себя руки наложить успеешь, пока я до тебя не добрался. Не пощажу ведь!

– Благослови тебя Бог, – не поднимаясь с колен, перекрестился мужчина.

– Но, гляди, – насупившись, прогудел мужчина. – Лихие дела недолго упоминаются. Не пощажу. Сразумел? – Лже-Олег, снова перекрестившись, молча кивнул в знак согласия.

– Нож возьми, – повторил Милован, да так, что сурожанин не посмел даже спорить. – Вот и лад, – довольно подытожил бывший лихой.

– Дети-то есть? – сам не зная почему, поинтересовался Булыцкий. Сурожанин лишь отрицательно мотнул головой.

Глава 10

За учениями время пролетело незаметно, и пришла пора возвращаться назад, тем более что погода окончательно испортилась, ударили первые морозы. Привыкший к затяжным слякотным зимам, Николай Сергеевич был искренне поражен: на дворе – октябрь, а уже снег выпал. И не просто там какой-то легкий снежок[97], а настоящая снежная шуба, на потеху юнцам укутавшая землю. А тут еще и гонец от Великого князя Московского, лошадей на ямах сменяя, с весточкой прилетел: прибыв домой и дела первостепенные порешав, Витовт, выполняя обещание свое, направляет с большим отрядом сопровождения дочь свою Софью в Москву. Ввиду того что и в Московском княжестве неспокойно, Донской с дружиной собирается выйти навстречу, чтобы гарантировать безопасность высокой гостьи и невредимой доставить ее в столицу православия. Выход через двадцать дней, из которых три уже ушло. Получалось, что, выехав немедленно, Василий может успеть присоединиться к первому в своей жизни походу. Раз так, то, воздав хвалу принявшим их землям, потешники живо снялись и уже через два дня направились в сторону Москвы.

Тут, правда, не обошлось без конфузов. Ну во-первых: так прикипел Василий Дмитриевич к лодье трехмачтовой, что уж и оставлять не хотел. А как такую волочить? Да и надо ли? Все равно ведь какое судоходство по рекам замерзшим? А по весне все равно сюда возвращаться, вроде как в летний лагерь военный. А в том, что Василий Дмитриевич потребует возвращения, Булыцкий уже не сомневался нисколько. И раз так, то уже и сейчас нет-нет, да словечко вставлял: мол, тятька потешников для забавы твоей и держит только. Молод пока да до забав охоч.

Вон, подрастешь, так и потешников назад – по домам. Сам говорил, да за реакцией Василия поглядывал: как ему такое. И ведь не нравилось то мальцу! Прикипел он к потешникам своим, да так, что уже и не мыслил княжения своего без них. А еще ясно увидел учитель то, что, опробовав силы в судоходстве, загорелся молодой человек выходом в открытое море и теперь, подобно Александру Македонскому, жадно изучал карты мира. Вот тут и Булыцкому время призадуматься наступило: а не пробудил ли он тирана? А как, если, завоевателям великим подобно, поведет княжич армии по всему миру, кровью щедро поливая землю…