Пушкин

Драматические донесения увлекли поэта. В два-три месяца, весной 1833 года, он успевает изучить основные рукописные источники и набрасывает первую редакцию «Истории Пугачева». Но от архивов военного министерства его влечет к самой жизни — к живым свидетельствам современников, к непосредственному осмотру арены действия «пугачевщины», где он мог бы проверить «мертвые документы словами еще живых, но уже престарелых очевидцев, вновь поверяя их дряхлеющую память историческою критикою».

Такие живые свидетели пугачевского восстания нашлись, прежде всего, в окружающей литературной среде. В архивных документах об обороне Яицкого городка неоднократно упоминалось имя капитана Андрея Крылова. Это был отец знаменитого баснописца, «самого народного нашего поэта», по отзыву Пушкина.

Крылов поделился с Пушкиным своими воспоминаниями о временах «пугачевщины». Он находился в то время с матерью в Оренбурге и запомнил обстрел города ядрами, голод, угрозы повешения, детские игры в бунт и казни. Сведения эти пригодились Пушкину и частично вошли в его «Историю».

Другой писатель — Дмитриев — был в молодости свидетелем казни Пугачева. Поэт рассчитывал на его сообщение и, действительно, получил от него несколько позже «яркую и живую страницу» о гибели Пугачева, которую и включил целиком в свое изложение.

Но необходимо было услышать на местах голос народа о памятных событиях, объездить Поволжье и Приуралье, осмотреть города и крепости, конкретно и воочию изучить обстановку и условия великой социальной войны XVIII века.

17 августа 1833 года Пушкин выехал из Петербурга и через имение Гончаровых Ярополец и Москву прибыл 2 сентября в Нижний Новгород — первое историческое место его маршрута и крайнюю грань разлива пугачевского восстания. Здесь пробыл он два дня и был любезно принят нижегородским губернатором Бутурлиным, решившим, что поэт разъезжает по губернии с правительственным поручением тайной ревизии. Так возник замысел веселой комедии о растерянной провинциальной администрации, который вскоре Гоголь ввел в мировой репертуар. На самом же деле Пушкин не только не выполнял в своей поездке обязанностей ревизора, но находился сам под секретным надзором.

В ночь с 5 на 6 сентября Пушкин приехал в Казань, где пробыл до восьмого. Он неожиданно застал здесь Боратынского, с которым провел день (перед его отъездом в деревню). Провожая автора «Эды», Пушкин познакомился с местным старожилом — доктором медицины Карлом Фуксом, нумизматом, этнографом и лучшим знатоком казанской истории и древностей. В своей «Истории Пугачева» Пушкин писал об этом враче и ученом: «Ему обязан я многими любопытными известиями касательно эпохи и стороны, здесь описанных».

Именно доктор Фукс сообщил Пушкину случай, быть может, послуживший поэту ядром для сюжетной композиции большого исторического романа. В Казани привели к Пугачеву одного реформатского пастора: «Самозванец узнал его: некогда, ходя в цепях по городским улицам, Пугачев получал от него милостыню. Бедный пастор ожидал смерти. Пугачев принял его ласково и пожаловал в полковники. Пастор-полковник посажен был верхом на башкирскую лошадь и пр.

Этот исторический анекдот, изложенный Пушкиным в его «Истории» вероятно, и послужил созданию фабульной версии «Капитанской дочки» о помиловании Пугачевым офицера Гринева за пожалованный в свое время заячий тулуп.

Старая татарская столица, где Пугачев достиг своего крупнейшего успеха, представляла первостепенный интерес для ученого путешественника. Утром 7 сентября Пушкин съездил по Сибирскому тракту за десять верст от города к Троицкой мельнице, где стоял на берегу Казанки лагерь Пугачева; поэт объездил Арское поле, по которому пугачевцы со своей артиллерией двигались на главную батарею Казани, осмотрел кремль, где жители спасались от пожара. Особенный интерес представлял «Соколов кабак» в Суконной слободе, через которую пугачевцы прорвались в город.

«Пушкин здесь так близко, как никогда, подошел к рабочему классу, в то время немногочисленному, лишь нарождавшемуся в России и чрезвычайно далекому от обычных интересов поэта, знавшего главным образом крестьянские круги народа. Хотя мы располагаем сравнительно незначительными данными, все же можем сказать, что Пушкину в этом случае предстояло испытать меру своего сочувствия люду в его борьбе за свободу и что это испытание он выдержал с честью, достойною его проницательного ума и благородного сердца».82

Вернувшись из объезда города и окрестностей, Пушкин записывал в свои дорожные тетради первые наблюдения над историческими местами. Он работал здесь над седьмой главой своей истории — о Пугачеве в Казани (на черновом наброске этой главы имеется пометка: «Казань, 6 сент.»). Пушкин стремился писать свою хронику и по личным впечатлениям: события на Арском поле, в предместье города, в Суконной слободе и в казанской крепости изображаются со всей полнотой непосредственного наблюдения.