Пушкин и его современники

В особенности же спорным казался жанр, выдвинутый Жуковским, переводная баллада. Это имеет свои основания. Переводный жанр, готовый жанр был незаконен в эпоху, когда лирика искала новых жанров. "Переводность" Жуковского раздражает и друзей и врагов. Жуковский "бесит" Пушкина в 1822 г.: "Пора ему иметь собственное воображенье и крепостные вымыслы"; [25] "Дай бог, чтобы он начал создавать". [26] Выход стихотворений Жуковского в 1824 г. вызывает более чем холодный отзыв Пушкина (ср. письмо Жуковскому от мая-июня 1825 г.). [27]

В 1825 г. делается резкий выпад против Жуковского в "Сыне отечества": "Все почти произведения сего поэта состоят из переводов, которые не всегда близки и подлинны, и из подражаний, довольно удачных, но своего у него очень мало... Жуковский не первый поэт нашего века... Было время, когда наша публика мало слыхала о Шиллере, Гёте, Бюргере и других немецких романтических поэтах, - теперь все известно: знаем, что откуда заимствовано, почерпнуто или переиначено. Поэзия Жуковского представлялась нам прежде в каком-то прозрачном, светлом тумане; но на все есть время, и этот туман теперь сгустился". ***

В неисторическом плане легко, конечно, говорить о том, что "переводы Жуковского - самостоятельные его произведения" и что ценность их не уменьшается от того, что они переводы, но если мы учтем огромное значение жанров для современников, то станет ясно, что привнесение готовых жанров с Запада могло удовлетворить только на известный момент; новые жанры складываются в результате тенденций и стремлений национальной литературы и привнесение готовых западных жанров не всегда целиком разрешает эволюционную задачу внутри национальных жанров. (Так, по-видимому, теперь обстоит дело с западным романом. Привнесение готовых жанровых образований с Запада, готовых жанровых сгустков не совпадает с намечающимися в эволюции современной русской литературы жанрами и вызывает отпор).

Это отчасти объясняет и борьбу за русскую балладу, которую ведет Катенин против баллады Жуковского с иностранным материалом. В фабульной поэзии иностранный материал был легок, русский же умещался с трудом. Но жанры Жуковского именно поэтому воспринимались как готовые. Его переводы не удовлетворяли не тем, что это были переводы, а тем, что они ощущались как жанровая стилизация, перенесение готовых вещей.

Состязание Катенина с Жуковским за балладу было, в сущности, борьбой за жанр - "средний род". Катенин в "Убийце", "Ольге", "Наташе", "Лешем" создает, в противовес "готовой" балладе Жуковского с западным материалом, "русскую балладу", где "просторечие" и "грубость", установка на быт, на натуру. на натурализм фабулы мотивируют самый жанр, делают его не стилизацией, а оправданным национальным жанром. Вместе с тем фабульные детали "русские" и "натуралистические" со своей стороны оправдывают "просторечие", подобно тому как впоследствии Даль мотивировал жанром народной сказки ввод в прозу диалектизмов.

Это именно и устанавливается E той отраженной, повторной полемике, которая снова вспыхнула по поводу баллад Катенина в 20-х годах. Бахтин, верный последователь и ученик Катенина, в 1823 г. отвечает на нападки Бестужева. "Старинное поверье о леших подало мысль г. Катенину сочинить балладу, которой бы чудесное мы привыкли слушать в народных сказках: качество, необходимое для того, чтобы баллада не казалась нам нелепою выдумкой сочинителя, и качество довольно редкое в известных мне русских балладах". Конечно, намек на Жуковского. * Эта русская баллада была выходом в "натурализм", уже явно намечавшийся в 20-х годах, и разрешением вопроса о поэтическом языке.

* "Вестник Европы", 1823, январь и февраль "О стихотворениях г. Катенина" (сообщено), стр. 123-124, 203.

С первой точки зрения автор той же статьи пишет: "Содержание "Убийцы"... взято, вероятно, с действительного происшествия; по крайней мере сочинитель рассказывал оное так, что я невольно ему верю..." "Смысл сей песни напоминает балладу Жуковского "Ивиковы журавли", переведенную им из Шиллера. Там журавли, здесь месяц служат к открытию убийц; но последнее к нам ближе; мы видим в "Убийце" весь быт крестьянский и не сомневаемся, что все так было, как рассказал сочинитель".

По поводу же языка Катенина возгорелась, как известно, сильная война. Бахтин считает его вполне мотивированным: "Итак слова сии ("плешивый месяц". - Ю. Т.) говорит не сочинитель, а крестьянин, говорит их в некотором роде исступления, с горькою насмешкою..." Подобно этому слово "мухомор", кажущееся Бестужеву комическим, мотивировано для Бахтина натуралистическим "бытом", данным в "Лешем".

Борясь просторечием с "приятным" языком, своими резкими метрическими нововведениями Катенин боролся с приятным "благозвучием".