Пушкин и Грибоедов

Симметрию двух завершающих действий обеспечивает остроумное решение, когда показаны сбор – и разъезд гостей, а само мероприятие, на которое они собраны, обрывается начальным вальсом: оно и многим участникам томительно, и уж точно не привлекает героя и автора. Событие, которое происходит вечером в доме Фамусова, исследователями комедии обычно именуется балом – так короче. Оно и персонажами воспринимается не иначе, как балом. Софья называет мероприятие скромнее: «съедутся домашние друзья / Потанцевать под фортепьяно, – / Мы в трауре, так балу дать нельзя». Но и тут, и на балах в прямом смысле слова собирались не только танцоры, но и, назовем так, сопровождающие их лица; они в комедии и показаны более всего. В «Горе от ума» графиня-внучка жалуется: «И не с кем говорить, и не с кем танцевать». Молодежь в комедии представлена разве что не прописанной в ремарках массовкой, персонифицированных мало: хозяйка Софья, Наталья Дмитриевна Горич, та же графиня-внучка да шесть княжон Тугоуховских. С мужчинами вовсе бедно. Молчалин вместо танцев ухаживает за старшими (для услуг приглашается и Загорецкий). Нетанцующий Чацкий Скалозуба именует «созвездием манёвров и мазурки» – и это все? Театру остается продумывать массовки. Бал – а преобладают и тон задают люди пожилые, со взглядами «времен Очаковских и покоренья Крыма»; новый оттенок получает выражение – «уроды с того света».

Финал третьего действия контрастен: присутствуют все гости, явившиеся на зов Фамусова. Это для того, чтобы подчеркнуть одиночество Чацкого, что фиксируется прямо: «И в многолюдстве я потерян, сам не свой».

Четвертое, последнее действие все построено на отъездах, но то – явление бытовое. Значимое отнесено к финалу. Здесь не просто отъезд главного горемыки к ночлегу. Здесь разрыв, решительный, бескомпромиссный.

Но комедию-то надо еще доиграть! Есть еще монолог Фамусова – адресный, к дочке, и совсем не грозный, как прежде, а жалостливый: «А ты меня решилась уморить?» Последние слова – это уже мысли уходящего: вслух, но для себя. А уйдет хозяин – кучками и по одиночке потянутся прочь и слуги. На этот раз сцена не опустеет. Остается безмолвная Софья. Наверное, к ней бросится Лиза. Скульптурный финал!

«Чацкий со скандалом покидает сцену, а вопросы – остаются. Они висят в опустевшем пространстве сцены…»199

.

В «Горе от ума» нет победителей – все проигравшие. Софье, «конечно, тяжелее всех, тяжелее даже Чацкого, и ей достается свой “мильон терзаний”»200. Мало того, что рухнула ее самоотверженная любовь; это произошло предельно оскорбительным для нее образом: ей, барышне-хозяйке, снизошедшей до безродного человека, предпочли служанку! (Тут Молчалин перестарался, выполняя напутствие отца угождать «всем людям без изъятья». Но вместо угождения ухаживание за Лизой – перебор).

Совершенно не ясно, что будет по исходу ночи, при свете дня. Фамусов не застал на месте преступления утреннего подозреваемого (тот еще при появлении Чацкого скрылся к себе). «Фамусов так и не узнал ничего дурного о своем секретаре, а расскажи ему о нем Софья – он не поверил бы ей. Он просто счел бы любое признание дочери попыткой отвести удар от Чацкого (“хоть подеритесь – не поверю”). И конечно, Молчалин, подслушав столкновение Чацкого и Фамусова из-за двери своей комнатенки, никуда бы не ушел – зачем? Доказательств его вины нет»201. Все равно судьба проштрафившегося никак не проглядывается.

А попробуем обдумать такой вариант: вдруг да поссорившиеся любовники помирятся! Это невозможно?

Посмотрим на Молчалина в финале сцены, где он оказывается в самом унизительном положении, когда Софья предстает свидетельницей его амурных притязаний к Лизе. Авторские ремарки безжалостны: «бросается на колена, София отталкивает его», «ползает у ног ее

». Оправдания самые жалкие: «Шутил , и не сказал я ничего, окрóме…» Софья приказывает ему встать – он встает, но не спешно, и встает каким-то другим! Возможно, ползая, сообразил, что жалкими оправданиями только подогревает к себе отвращение. Может, в сознании промелькнул уже намечавшийся иной вариант карьеры. Он встает, и в нем появляется спокойствие. А Софья успевает вынести приговор: исчезнуть, «Чтоб никогда об вас я больше не слыхала». (Кстати: любит человека, а даже наедине – и в мирной ситуации тоже – общается с ним на «вы». Сравним: Татьяна после первого визита соседа письмо к нему начинает, естественно, обращением на «вы», а зазвучит голос страсти – и потребует обращения «ты», не иначе!)). Обвиняемый набрался спокойствия и более не пытается возражать: «Как вы прикажете». Софья произносит еще одну реплику и распоряжается окончательно: «Подите».

А сцена-то происходит у двери в молчалинский «чуланчик». Хозяин туда и двинулся. Шаг… Другой… Сейчас дверь откроет… И дверь закроется. Навсегда!?

– Стойте…