Пушкин путешествует. От Москвы до Эрзерума

По дороге из Татищевой в Нижнеозерную тянулась меловая гряда, именуемая местными жителями Белыми горами. Именно в Белогорскую крепость «определит» на службу своего героя Пушкин, а комендантом ее, в память о храбреце Григории Мироновиче Елагине, «назначит» капитана Миронова.

В Нижнеозерной крепости, «на крутом берегу Яика», путешественники, по-видимому, заночевали. Здесь поэт вновь беседовал со стариками. Записал в дорожной книжке песню о Пугачеве: «Из Гурьева-городка протекала кровью река», что напела ему казачка Марфа Пичугина.

А 21-го Пушкин и Даль покидают Нижнеозерную и к вечеру, преодолев за два сентябрьских дня 250 верст, добираются до Уральска, где останавливаются в доме наказных атаманов. В бывшем Яицком городке, переименованном волею императрицы и указом Сената в Уральск «для предания всего случившегося вечному забвению», – ведь именно в нем начался казацкий мятеж, а затем и страшный бунт в 1773-м, – гостей принимает войсковой атаман полковник Василий Покатилов. Наутро Пушкин осматривает старый город: собор Михаила Архангела, остатки крепостных стен, пороховые склады, соборную площадь, где собирался казачий круг. Узнает, как гарнизон крепости, всего-то в тысячу штыков, проявлял чудеса верности и стойкости, геройски отбивая атаки пугачевцев.

Показали гостю два исторических здания: стены одного, дома атамана Толкачева, помнили жениха-Пугачева на свадьбе его с красавицей Устиньей; стены другого, обветшалой войсковой канцелярии, – Пугачева-арестанта.

Субботний день, 23 сентября, проводит поэт в Уральске, бродит по его окрестностям, беседует с очевидцами грозных событий, получает от стариков «все известия, в которых имел нужду». Пушкин передает любопытный разговор с Михаилом Пьяновым, на свадьбе коего пировал самозванец. «Расскажи мне, – говорил я <…> Пьянову, – как Пугачев был у тебя посаженым отцом». – «Он для тебя Пугачев, – отвечал мне сердито старик, – а для меня он был великий Государь Петр Федорович».

От сердитого собеседника услышал поэт и «царское» сетование: «Улица моя тесна…» Позже это же признание из уст самозванца доведется слышать и Петру Гриневу: «Улица моя тесна, воли мне мало…»

После прощального обеда у войскового атамана и застольных приветствий Пушкин двигается в путь. Ему нужно попасть в свое нижегородское сельцо и как можно скорее, чтобы засесть за работу, привести «в порядок… записки о Пугачеве». Потому-то и выбирает самый краткий маршрут: по Сызранскому проселочному тракту через Переметный Умет, Овсяный Гай, Сызрань, Симбирск, Ардатов, Абрамово, – и далее в Болдино, всего 690 верст. То ли из-за обилия впечатлений, то ли из-за плохой погоды (пошел дождь, дорога стала непроходимой, после выпал и снег) Пушкин меняет прежнее решение ехать через Саратов и Пензу, некогда охваченные мятежом.

Зато делает крюк и заезжает в имение к братьям Языковым, «отобедав с ними очень весело», и после ночлега продолжает путь. А в дорожной коляске с поэтом незримой спутницей странствует. «Капитанская дочка».

В воскресенье вечером 1 октября 1833 года Пушкин въезжает в «границы Болдинские», «бросив» в свою «дорожную копилку» еще сотни верст.

«Милый друг мой, я в Болдине», – летит радостная весть жене в Петербург. Дальнее путешествие увенчалось новой чудотворной осенью.

А в память о странствиях Пушкин посадил в Болдине, перед домом, привезенную им с Урала лиственницу, да еще, по рассказам, полил водочкой, – чтоб крепче прижилась. Сбылась примета!

Путешествия во времени и пространстве

«Невыездной» Пушкин

Повсюду я готов. Поедем…

А. С. Пушкин

Сколько их было, заветных пушкинских мечтаний? Одним суждено было воплотиться в поэтические строки и в реальные земные события, другим – так и остаться потаенными желаниями, надеждами и видениями.

Самая заветная, самая любимая, самая страстная, но так и несбывшаяся мечта – увидеть иные края, побывать в других странах. Ну хоть единожды пересечь границы огромнейшей Российской империи, посмотреть другой, почти нереальный для Пушкина мир, живущий лишь в его воображении, почувствовать вкус и запахи, неведомые прежде, увидеть краски дальних стран, испытать невероятные ощущения от встречи с иными мирами и цивилизациями. Это сладостное предчувствие свободы…

По прихоти своей скитаться здесь и там,

Дивясь божественным природы красотам,И пред созданьями искусств и вдохновеньяТрепеща радостно в восторгах умиленья.– Вот счастье! вот права.

Странно. Будто некий рок тяготел над Пушкиным: словно золотой цепью приковали его к мифическому русскому дубу в родном Лукоморье. И как бы ни старался он преодолеть наложенное свыше табу, тайком уехать в чужие края, все было тщетным – незримые пограничные шлагбаумы враз опускались перед дорожной кибиткой поэта.

Искатель новых впечатлений.