Знал ли полковой адъютант Николай Пушкин, что командующий Русской армией барон Врангель, под началом коего он служил, доводился ему братом в пятом колене?! Судьбе, по странной ее причуде, угодно было свести вместе Врангеля и Пушкина в Константинополе, откуда давным-давно по царской прихоти доставили в России арапчонка, их чернокожего прародителя.
«Я много читал и слышал про Босфор, но не ожидал увидеть его таким красивым. Утопающие в зелени красивые виллы, живописные развалины, стройные силуэты минаретов на фоне голубого неба, пароходы, парусные суда и ялики, бороздящие по всем направлениям ярко синие, прозрачные воды, узкие живописные улицы, пестрая толпа – все было оригинально и ярко красочно».
Жизненные пути потомков Абрама Петровича скрестятся еще не раз – в Турции, в Сербии, в Бельгии. Чужие города и страны, горькие вехи белой эмиграции…
Баронесса Врангель
В то самое время, когда генерал Врангель еще пытался всеми силами удержать крымский плацдарм и, более того, навести там образцовый порядок – создать «модель» новой обустроенной России, – его мать баронесса Мария Дмитриевна Врангель жила в. Петрограде, самом сердце большевистской страны. И числилась по трудовой книжке. конторщицей. Бедствовала, ходила в ботинках, подвязанных тесемками.
Много позже, уже в эмиграции, как в страшном сне вспомнила она ту беспокойную петроградскую осень:
«Все стены домов оклеивались воззваниями и карикатурами на него. То призывали всех к единению против немецкого пса, лакея и наймита Антанты, – врага Рабоче-крестьянской Республики Врангеля. Облака, скалы, над ними носится старик с нависшими бровями, одутловатыми щеками, сизым носом, одетый в мундир с густыми эполетами, внизу подпись: “Белогвардейский демон” и поэма:
В ушах имя Врангеля жужжало тогда повсюду, на улице, в трамваях.»
«И разве не чудо, что я уцелела?» – вопрошала баронесса Врангель.
Верно, спасение свыше даровано было Марии Дмитриевне за ее добрые дела – в годы безвременья, разрухи и смуты она ухитрялась поддерживать слабых духом и радеть о русской культуре! В то самое время, когда фамильные ценности, что десятилетиями ревностно собирал ее супруг, на глазах превращались в прах, и шедевры Тинторетто уходили буквально за бесценок, баронесса полна была решимости спасти. пушкинские раритеты!
Самая оживленная переписка завязалась тогда с главным хранителем Пушкинского Дома Борисом Львовичем Модзалевским и Александрой Петровной Араповой, урожденной Ланской.
«Посылаю Вам еще новую добычу, Львович, два письма предсмертных Наталии Николаевны Ланской-Пушкиной к дочерям в имение ее сына Александра Александровича Пушкина. Я вырыла в разнообразных бумагах А.П. Араповой крайне интересное письмо барона Фризен-гофа, женатого на Александре Николаевне Гончаровой, освещающее печальные события жизни семейной А.С. Пушкина.
Я совсем замучила бедную старушку. Но она уверяет меня, что я ей так пришлась по душе, что она приехала в Гатчину заявить сыну, что после смерти ее “Записки о 4-х царствованиях” должны быть переданы мне, а от меня, как Вы знаете, одна дорога к Вам в Пушкинский Дом.
…Меня так увлекает эта работа, Вы заразили меня Вашей жадностью. Когда поймаю что-нибудь удачное, поверьте, даже руки дрожат…»
Писала Марии Дмитриевне и Александра Петровна.
«Меня угнетает внезапное горе и непосильная забота о моей несчастной сестре (Марии Александровне Гартунг. –
Может быть, у кого-нибудь есть связи с правительством, и Вы с Вашей энергией и отзывчивым сердцем уговорите их принять участие в горькой судьбе ее и хоть временно найти ей приют в каком-либо санатории.
Если есть возможность – помогите последней в живых дочери бессмертного поэта».
Убитая горем, – в те июньские дни был расстрелян сын Андрей Арапов, адъютант великого князя Михаила Александровича, – Александра Петровна взывает о сострадании к дочери поэта.
Так уж распорядилась судьба, что Марии Александровне суждено было немногим пережить свою сводную сестру, – дочь поэта скончалась в Москве, в марте голодного 1919-го.
А чуть ранее, в феврале, умерла Александра Петровна – сердце не вынесло утрат и горьких разочарований.
Верно, о безвозвратной потере не раз вздохнула баронесса Врангель. И не ее ли заслуга (ныне совсем забытая), что бесценные реликвии, связанные с именем поэта, были спасены и оказались там, где они и должны были быть – в Пушкинском Доме?!