Пушкин путешествует. От Москвы до Эрзерума

Кибитка проложила свою «колею» на рукописных листах поэта:

Друзья! не всё ль одно и то же:Забыться праздною душойВ блестящей зале, в модной ложе,Или в кибитке кочевой?

«В каретах тяжко нагруженных»

Карета – «повозка о четырех колесах, с коробом, на ремнях и пружинах повешенным»; могла быть одноместной, двухместной, четырехместной.

В поля, друзья! скорей, скорей,В каретах тяжко нагруженных.

Была своя фамильная карета и у Пушкиных – о ней однажды упоминает красавица Анна Керн: «Я. отправилась вместе с Александром Сергеевичем в старой фамильной карете его родителей на квартиру Дельвига, которая была приготовлена для новобрачных». Речь идет о молодых: Ольге Сергеевне, сестре поэта, венчавшейся тайно, без родительского благословения, и ее избраннике, чиновнике Николае Павлищеве.

А вот и князь Верейский после венчания едет с молодой супругой домой, на дорогой карете: «…Лошади неслись быстро по кочкам проселочной дороги, и карета почти не качалась на своих английских рессорах». Ее легкий ход был прерван внезапным появлением Дубровского…

Лучшими в пушкинские времена почитались кареты английской работы.

Вдоль сонной улицы рядамиДвойные фонари каретВеселый изливают свет.

Карета на московском Арбате

Пушкин словно приоткрывает дверцы роскошного экипажа вместе со своей героиней, расхваливающей приятельнице новую покупку: «…Что за карета! игрушка, заглядение – вся в ящиках, и чего тут нет: постеля, туалет, погребок, аптечка, кухня, сервиз; хочешь ли посмотреть? <…> Катерина Петровна. вошла в карету, перерыла в ней все подушки, выдвинула все ящики, показала все ее тайны, все удобности, приподняла все ставни, все зеркала…»

Дорожные кареты хоть и комфортны для путешествий, но очень уж неповоротливы и громоздки на дорогах.

Кареты, люди тонут, вязнут…

«Возок почтенный»

Возок – «зимняя повозка на полозах, с дверцами и окнами, обитая внутри сукном или войлоками, а с наружи обтянутая кожею или циновкою».

Вот старушка Ларина, внемля разумному совету, решает везти свою печальную Таню «в Москву, на ярманку невест»:

Отъезда день давно просрочен,Проходит и последний срок.Осмотрен, вновь обит, упроченЗабвенью брошенный возок.

А в черновиках остались полные почтения к старинному экипажу строки: «Забытый дедовский возок», «спокойный дедовский возок».

Ведут на двор осьмнадцать кляч,В возок боярский их впрягают,Готовят завтрак повара,Горой кибитки нагружают,Бранятся бабы, кучера.На кляче тощей и косматойСидит форейтор бородатый.

Сбежалась челядь у воротПрощаться с барами. И вотУселись, и возок почтенный,Скользя, ползет за ворота.

На восьмой день пути Ларины добрались-таки до Белокаменной.

…Ну! не стой,Пошел! Уже столпы заставыБелеют; вот уж по ТверскойВозок несется чрез ухабы.Мелькают мимо будки, бабы,Мальчишки, лавки, фонари,Дворцы, сады, монастыри,Бухарцы, сани, огороды,

Купцы, лачужки, мужики,Бульвары, башни, казаки,Аптеки, магазины моды,Балконы, львы на воротахИ стаи галок на крестах.

Слова как кинокадры: и звук, и цвет, и движение… Предтеча величайшего изобретения кино – «волшебный фонарь» Пушкина!

В сей утомительной прогулкеПроходит час-другой, и вотУ Харитонья в переулкеВозок пред домом у воротОстановился.

«Телега на ходу легка»