Пушкин в Москве

А Хомяков в эту ночь долго не мог заснуть. Книги со стен дышали сжатым дыханием, пламя от лампадки скакало по потолку, как отдалённая зарница битв и сражений на

страницах всемирной истории. Но вот он освободил руку из-под простыни и провёл ей по

голове, согретой подушкою. Ни бумаги, ни карандаша рядом не было, и он просто вслух

прошептал:

Отмечен богом меж людей —

Единый, многоликий —

Великий в сложности своей.

И в простоте великий!

Это было сказано очень по-старомодному, но это было то, что он сейчас подумал о

Пушкине. Это была правда о нём.

А утром, проснувшись, Алексей Степанович Хомяков об этом своём поэтическом

облачке совершенно забыл.

XVI.

Встреча с царём, освобождение из михайловской ссылки, суета коронации, весёлые

свидания с друзьями, вызов на дуэль Толстого-Американца, чтения своего «Бориса», знакомство с Мицкевичем, милые вечера у Ушаковых и, наконец, страстное увлечение

Софьею Пушкиной, однофамилицей и отдалённой «кузиною», — всё это кружило поэта, как в водовороте. После двух лет, проведённых в тихом Михайловском, где он работал и

сосредоточенно размышлял, душевное состояние его было теперь одновременно

приятным и утомительным. Осень стояла — время труда, но какая же работа в Москве?

Среди всеобщего шума Пушкин всё более задумывался. Он был прощён, но оставался

душою на стороне декабристов. И царю сказал, что вышел бы с ними на площадь. Потому

будущее не сулило спокойных трудов. А между тем тянуло к работе. «Онегин» был ещё

далёк от завершения. «Помни, мамушка: свечей мне нужны не фунты, а пуды!» — он

вспоминал это и улыбался. И — нянин ответ: «Знаю, знаю, голубчик, какой ты у меня

неуёмный!»

Однако так скоро, как думал, выехать не удавалось. Может быть, и удалось бы, если бы

не... Софи Пушкина! Осень, а всё это было подобно летней грозе. Видел раз в ложе, в

театре, и другой раз на балу, а в третий — посватался! Софи была хороша и была

бесприданница. Пушкин страстно хотел, чтобы его предложение было принято, и ужасно

боялся, что не составит ей счастья...

В деревню — одуматься, во всём разобраться, сообразить! В деревню — работать!

XVII.

У Сухаревой башни съехались два извозчика. Один окликнул другого:

— Слышь, новость знаешь?

— Каку таку новость? — встрепенулся другой.

— Пушкина-поета царь простил, я щас его до дому вёз.

— Да как же ето?

— А так! Пушкин-то сочинил каки-то то стихи супротив провительства, а государь-то, Николашка, в крепость его велел упрятать. И велел ему там писать стихи. Ну, Пушкин и

написал ему: «Поймали птичку голосисту». Царь-то и простил его за стихи.

— Чудно'!

— То-то, что чудно'! Пушкин, он покажет себя ишо! Всю дорогу с им разговаривали.

— Вестимо, покажет.

Слух этот гулял по Руси около года, попутно рождая и другие домыслы. И чем

невозможней они казались, тем охотнее в них верили.

Свидетельство о публикации №215112602323