Пушкин в русской философской критике

Идея равнодушия природы к человеческой судьбе и ее трагизму: «равнодушная природа», сияющая своей «вечной красой» «у гробового входа» («Стансы»); «брось одного меня в бесчувственной природе» («Элегия», 1816); «Блажен, кто понял голос строгий необходимости земной

» (вариант из «Евгения Онегина»); «от судеб спасенья нет» («Цыганы»); «…иль вся наша и жизнь ничто, как сон пустой, насмешка Рока над землей» («Медный всадник»). После наводненья «утра луч… не нашел уже следов беды вчерашней; багряницей уже прикрыто было зло», и с этим бесчувствием природы сближается «бесчувствие холодное»

народа, в силу которого все быстро вошло «в порядок прежний» (там же). Из писем: «Судьба не перестает с тобою проказить. Не сердись на нее – не ведает бо, что творит. Представь себе ее огромной обезьяной, которой дана полная воля. Кто посадит ее на цепь? Ни ты, ни я, никто. Делать нечего, так и говорить нечего» (Вяземскому, 1826). – «Перенеси мужественно перемену судьбы твоей, то есть, по одежде тяни ножки, все перемелется, будет мука» (Соболевскому, 1828). – К этому мотиву близко пушкинское убеждение в невозможности счастия («je suis athée du bonheur je n’en crois pas»[454] – письмо к Осиповой, 1830), – мысль, которую можно проследить через все его поэтическое творчество («на свете счастья нет» – одно из последних стихотворений 1836, как и в лицейских стихах – «страдать есть смертного удел», «дышать уныньем – мой удел») и через все автобиографические данные.

Мысль о привлекательности, заманчивости опасности, риска жизнью:

«упоение в бою и бездны мрачной на краю» («Пир во время чумы»). «Перед собой кто смерти не видал, тот полного веселья не вкушал и милых жен лобзаний не достоин» («Мне бой знаком», 1820). «Пушкин всегда восхищался подвигом, в котором жизнь ставилась, как он выражался, на карту. Он с особенным вниманием слушал рассказы о военных эпизодах; лицо его краснело и изображало радость узнать какой-либо особенный случай самоотвержения; глаза его блистали, и вдруг часто он задумывался» (Восп[оминания] Липранди. Вересаев. Пушкин в жизни. I, 110). «Готов был радоваться чуме

» – письмо к невесте, 1830. То же в «Заметках о холере» (сравнение ее с поединком). «Пушкин говорил Нащокину, что ему хотелось написать стихотворение или поэму, где выразить это непонятное желание человека, когда он стоит на высоте, броситься вниз. Это его занимало» (Рассказы о Пушкине, зап. Бартеневым, М., 1925, с. 44). Ср. эпизод в «Выстреле» – беспечная еда черешен под пистолетом противника, – имеющий, как известно, автобиографическое значение, и историю множества дуэлей Пушкина и вообще его безумной храбрости. По свидетельству Булгакова, Пушкин «всю жизнь искал смерти».

Идея «пенатов», культа домашнего очага, семьи, домашнего уединения, как основ духовной жизни: «Домовому» (1819): («Поместья мирного незримый покровитель» etc.); «Гимн пенатам» (1829). Труд – друг «пенатов святых» («Миг вожделенный настал»). «Любовь к родному пепелищу…» («Два чувства равно близки нам»). «Вновь я посетил» (1835). «Пора, мой друг, пора» (1836). Ср. автобиографическую запись: «Скоро ли перенесу свои пенаты в деревню etc.» (1836). «Без семейственной неприкосновенности [жить] невозможно. Каторга не в пример лучше»[455] (письмо к жене, 1834) и мн. др.

Скептическое отношение к духовной жизни женщины: отрывок «Женщины» из «Евгения Онегина» («…как будто требовать возможно от мотыльков иль от лилей и чувств глубоких, и страстей»). «Легкая, ветреная душа» женщин, «нечисто в них воображенье, не понимает нас оно, и, признак Бога, вдохновенье, для них и чуждо, и смешно…» («Разговор книгопродавца с поэтом»). Ср. «Соловей и роза». «Их [читательниц] нет и не будет на русской земле, да и жалеть нечего» (письмо Бестужеву, 1823). Отрывок из писем, мыслей и замечаний: «Женщины везде те же. Природа, одарив их тонким умом и чувствительностью самой раздражительной, едва ли не отказала им в чувстве изящного… etc.» А. П. Керн в своих воспоминаниях (Л. Майков. «Пушкин») говорит, что Пушкин был «невысокого мнения о женщинах».