Пушкинский дом

«Двенадцать»

^{(Конспект романа «Пушкинский дом»)}

Добро, строитель Петрограда!..

Ужо тебе!..

Пушкин

Утек, подлец! Ужо, постой,

Расправлюсь завтра я с тобой!

БлокКонь – на скале, царь – на коне —на месте кажутся оне…(Стоит, назначив рандевус Европой, сторожит Невуи, дальновидно, пенку ждет —но молоко – у нас уйдет!)Под ними – змей! над ними – гений! —мычит ужаленный Евгений:

бедняга напугал коня —конь топчет змея и – меня.Прошелся ветер в пиджачке,проехал дождь в броневичке —пока вскипало молоко,мы оказались далеко:«Подъявши лапу, как живые,Стоят два льва сторожевые»,на льве – герой мой (Лев на льве)рисует «си» и «дубль-ве».Итак, процессия Петра,которой в гроб давно пора.«Сии птенцы гнезда Петрова»порхают.Жизнь идет херово.За внучком – дед, за бабкой – репка, —

и вождь вцепился в кепку крепко —«Двенадцать»! Ровно.(Блок считал —я пересчитывать не стал.)Им разрешается по блатуприкладом бить по циферблату.Часы отсчитывает – с л о в о!Что ново нам, то вам – не ново,читатель моего романа…Однако – рано, рано, рано! —бежит мой Лев в черновике,за ним – наряд в грузовике:«Для правды красного словцапоймаем зверя на ловца!» —но убежать герой мой должен! —и мы процессию продолжим…

Идее предпочтя природу,сочтем существенной – породу(Петропольской погоды вреднам оправдает этот бред),и басню о Петре и змеемы перепишем подобрее:дождь, ветр и хлад,и Годовщина —достаточная суть причинаконцу романа.Эти метрыпройдем пешком, с дождем и ветром:он рвет полотнище кривое,фальшиво и простудно воет,и,погоняемые флагом,

уйдем и мы нетрезвым шагом,вслед за собоюцель маня…Ктов прошломвцепитсяв меня?.Двенадцать – ровное число,и стрелкивременем снесло.1971

Если бы мы, заканчивая роман, могли заглянуть в будущее, то обнаружили бы растущее влияние героя на его автора. К сожалению, это не только доказательство творческой силы, вызывающей бытие образа почти материальное, но и разной силы возмездие. Поскольку влияние автора на героя вполне кончилось, обратное влияние становится сколь угодно большим (деление любой величины на 0 дает бесконечность). Аспект этот, безусловно относящийся к проблеме «герой – автор», выходит, однако, за рамки опыта, приобретенного в процессе романа. Так, ровно через год после завершения романа автор оказался приговоренным к трем годам сидения в Левиной шкуре (будем надеяться, что одно и то же преступление не карается дважды…) ровно в таком учреждении, какое пытался воплотить одной лишь силой воображения.

Бывший горный инженер, а ныне автор романа «Пушкинский дом» (не опубликованного еще ни в одной своей букве), застигает себя весной 1973 года на ленинском субботнике в особняке Рябушинского в качестве аспиранта Института мировой литературы им. Горького, пылесосящим ковер, подаренный Лениным Горькому… «Нет сказок лучше тех, что придумала сама жизнь!» – восхищается автор.

И позднее автор застает себя время от времени за дописыванием статей, не дописанных Левой, как то: «Середина контраста» (см. «Предположение жить» в сб.: «Статьи из романа». М., 1986), или «Пушкин за границей» («Синтаксис». Париж, 1989), или мысль уносит его в далекое будущее (2099 год), где бедные потомки авторского воображения (правнук Левы) вынуждены выходить из созданного нами для них будущего (см.: «Вычитание зайца». М., 1992).

Комментарий к «Трем пророкам»

[29]