Пускай меня полюбят за характер

Я вышла в длинный коридор и оказалась в окружении одинаковых дверей. Куда же идти? Тут мне навстречу попалась девушка с полотенцем на голове, не иначе как только что из душа.

– Не подскажешь, в какой комнате жила Анна Люли-Малина? – спросила я у нее.

– Точно не знаю, но, кажется, на третьем этаже.

Я поднялась по лестнице на третий этаж и уже у другой девушки выяснила, что Анна обитала в комнате 313. Я постучала в дверь, но никто мне не ответил. Я взглянула на часы: сейчас одиннадцать утра, а иногородние студентки наверняка либо учатся, либо где-то подрабатывают. Так что ждать мне придется до вечера. Уже ни на что не надеясь, я от досады пнула дверь ногой. Неожиданно она распахнулась, и на пороге возникло заспанное девичье лицо:

– Ну, чего шумите? Если не открывают, значит, никого нет. Или не хотят открывать.

– Прости, пожалуйста. Я тебя, наверное, разбудила…

Мой голос звучал абсолютно искренне. Дело в том, что меня саму чужие звонки и визиты нередко вырывают из сладких объятий Морфея. Правила приличия таковы: человеку можно звонить не раньше восьми утра и не позже одиннадцати вечера. А если человек, то есть я, ложится на рассвете и просыпается лишь к полудню? Вы думаете, хоть кто-нибудь из звонящих в девять утра испытывает раскаяние, узнав, что меня разбудил? Ничего подобного! Все только радостно надо мной подтрунивают и гордятся тем, что вернули лежебоку к активной жизни. А какая может быть активность, если ты спала лишь четыре часа?

– Да чего уж там, – махнула рукой девушка, – мне все равно через час на работу собираться. А что вам надо-то?

– Я ищу Анну Люли-Малина, я ее родственница.

Девушка поглядела на меня насмешливо и протянула:

– Поздновато же вы спохватились, родственница…

– Да мы с ней совсем дальняя родня, седьмая вода на киселе, – принялась оправдываться я. – Я только вчера узнала, что она в Москве. Вот, приехала повидаться, узнать, нужна ли помощь.

– Помощь-то была нужна, да только сейчас, боюсь, уже поздно.

– А что случилось? – не на шутку испугалась я. Неужели убийство среди покупателей квартиры на «Войковской»? Только этого не хватало!

– Заходите, – распахнула дверь девушка. – Чувствую, что разговор будет долгим.

Я вошла в небольшую комнату. Обстановка была спартанская: вдоль стен стоят три кровати с железными спинками, посередине комнаты – три стула и квадратный стол, некогда полированный, а теперь весь в трещинах и зарубках, в углу – такой же древний двустворчатый шкаф. Казалось бы, мебели немного, но теснота такая, что яблоку некуда упасть.

Я принялась снимать сапоги, но девушка меня остановила:

– Не надо, все равно сегодня Иркина очередь мыть полы.

Тогда я ограничилась тем, что тщательно вытерла ноги о дверной коврик, и прошла в комнату.

– Садитесь. – Девушка придвинула мне стул. – Меня, кстати, Ларисой зовут.

– Люся, – представилась я. – Так что же все-таки произошло с Аней?

Лариса тяжело вздохнула и загадочно промолвила:

– Самое худшее, что только могло случиться с девушкой…

– И что же? – поторопила я ее, полная самых дурных предчувствий.

– Она забеременела. И решила рожать ребенка.

Я немного оторопела. Согласитесь, что если альтернатива – насильственная смерть, то рождение ребенка – не такой уж плохой вариант.

– О господи, а я-то уж подумала, что случилось что-то действительно страшное! – облегченно выдохнула я. – Впрочем, я понимаю, наверное, Ане приходилось тяжело материально?

– Вы ничего не понимаете, ни-че-го! – отчеканила Лариса. – Это и есть самое страшное. Да вы хоть в курсе, как мы тут живем? Нет, видимо, вы действительно слишком дальняя родственница, потому что ничего не знаете о жизни Ани.

– Так расскажите, – попросила я ее.

Лариса достала сигарету, с наслаждением затянулась и, выпустив кольцо дыма, приступила к рассказу.

Глава 21

Аня Люли-Малина приехала в Москву из маленького украинского хутора. В ответ на удивленные вопросы окружающих, откуда у нее такая оригинальная фамилия, девушка лишь пожимала плечами. Мама Ани умерла от рака груди, когда дочери исполнилось пятнадцать лет. Почти сразу же отец женился на другой женщине. У тети Оксаны, как Аня называла мачеху, тоже была дочь, ровесница Ани. Аня надеялась, что они с Ингой станут подружками, но этого так и не случилось.

Тетя Оксана с первого дня дала понять: девочки не ровня. Инга – умница, красавица и после школы должна поступить в Киевский университет, а Аня – невзрачная глупышка, место которой на скотном дворе. Так они и жили: отец целыми днями пропадал на работе, мачеха шила себе и дочери наряды по «Бурде», Инга готовилась к вступительным экзаменам, а Аня, возвращаясь из школы, следила за огромным хозяйством. Девушка доила корову, ухаживала за двумя десятками кур, кормила поросят, окучивала картошку, собирала грецкие орехи, поливала огород и готовила еду на всю семью. И так тоненькая как тростиночка, она таяла день ото дня.

– Что-то ты похудела, дочка, – замечал, бывало, отец. – Уж не заболела ли?

– Сидит на новомодной диете, – тут же встревала мачеха. – Уж сколько я ни уговариваю ее покушать, все бесполезно! Упрямая, как сто ослов.